След торпеды

Капитан почувствовал, что молчанкой не отделаться. Но зачем это знать гостю? Он скоро уедет и, пожалуй, больше никогда не появится на «Ките». Судьба сына привела его на далекий Север.

— Да, Степан пока один живет… Вы знаете, как он мне достался? Жена моя Маша родила его, когда мы рыбачили в Атлантике. Его родила, а сама на другой день умерла. Вот оно что, Аким Петрович. Теперь понимаете небось, как дорог мне Степан? Молчите, да? Значит, моя мысль до вашего сердца дошла… А вашему Петьке Оля была пара. Может, я излишне был к нему строг, но ведь для самого же Петра старался, чтоб стал он настоящим штурманом. На капитана судна готовил его.

— А суд? — перебил Капицу Аким.

— Что — суд? — усмехнулся капитан. — Я знаю, вы думаете: вот, мол, какой изверг капитан Капица, пристал к сыну, как пиявка. Да, я пристал к нему, потому что ваш сын, Аким Петрович, не видел, как тонули корабли… Он не видел, как седели мы в двадцать лет на море, не слышал криков утопающих… Я все это на своей шкуре испытал. Поверьте, я только добра хотел Петьке. Не знаю, что он написал в письме, но, видно, жалуется на меня. Судом я его действительно припугнул.

— Мне бы Олю найти, — словно не слушая капитана, сказал Аким. Он все больше думал об этом, какая-то неведомая сила влекла его к этой девушке, словно от нее надеялся узнать о последних часах жизни сына. Сам Аким жил честно, ни на кого не был в обиде, и все, что выпало на его долю, он перенес стойко, хотя и кровь пришлось пролить, и тонуть на корабле довелось, а вот сына потерял — и весь обмяк, сник. Если раньше в нем жила надежда, что случилась какая-то ошибка, Петька живой, то здесь, на судне, его надежды рассеялись. Нет Петьки, осталась лишь его морская форма да вот это неотправленное письмо. Слушая капитана, наблюдая за ним, Аким понял: Петьку он держал в руках, а ему, видно, это не нравилось, потому-то и возник конфликт. Может, это и хорошо. Петька был романтик, а романтика требует вдумчивости, серьезности в хлопотном штурманском деле, видно, не хватало у сына этой серьезности, иначе не повел бы он судно в штормовую ночь.

— Может, читали у адмирала Нахимова такие слова: «Дело духовной жизни корабля есть дело самой первостепенной важности, и каждый из служащих, начиная от адмирала и кончая матросом, имеет в нем долю участия». На моем судне есть и моя доля участия. И если для вас гибель сына — трагедия, то, поверьте, для меня это своего рода крушение. Моральное крушение.

— Мне от этого не легче, — вздохнул Аким. — У меня все горит в душе. Я и теперь не могу понять, как он погиб. Ведь от места, где разбился о камни катер, до берега рукой подать. Неужели никто из них не рискнул добраться до берега вплавь?

Капитан пояснил, что все люди находились внизу, кто в машинном отделении, кто в кубрике. Удар был такой силы, что катер раскололся надвое и тут же затонул.

— Я будто душой постарел за эти дни, — признался Капица. — Гибель людей меня пришибла… Вот клянусь вам…

— Вы, Петр Кузьмич, не казнитесь, — посочувствовал Аким. — У каждого в жизни своя судьба, значит, суждено было моему Петьке погибнуть в море. По правде сказать, душа моя изнылась. Даже могилы сына нет. А то бы я оградку сделал…

Аким прислушался. Ему почудился женский голос на палубе. «Может, Оля приехала?»

— Повариха Даша с кем-то спорит, — пояснил Капица.

— Что ж, буду собираться в дорогу, — решил Аким.

Капитан ответил сдержанно:

— Вы, Аким Петрович, только без обиды. Добро? Горе, оно всех роднит. Ваше горе — это и мое горе. Если какая помощь потребуется, дайте знать.

Аким собрал вещи сына в чемодан, хлопнул крышкой. Стоял он перед капитаном грустный, правда, старался виду не подать, но Капица чувствовал, как тяжко ему было. Он достал папиросы, предложил гостю закурить, но тот отказался.

— Вы извините, Петр Кузьмич, но свое горе я увезу с собой, — тихо сказал Аким, при этом лицо у него мучительно передернулось, правая бровь дрогнула, а левая так и застыла на изломе. — Спасибо, что память о моем сыне вы сохранили. Может, я еще когда к вам на море приеду, вы уж не серчайте, если был я излишне горяч…

— Ладно, приезжайте, — согласился капитан. — Только очень прошу вас — не думайте, не грешите, что в гибели сына есть моя вина. А то если станете грешить, то в морях мне не будет удачи. Вы же знаете, что наше морское братство должно быть чистым и святым, кто к нему с ложью да хитростью подходит, тому заказана удача в море. А потом, это наше морское братство кровью омыто. Вот так, Аким Петрович. Ну а насчет могилы сына… Сколько в войну затонуло наших ребят, но их никто не забыл — ни вы, ни я. Никто! И вашего сына помнить будем.

«Ну это уже зря, — усмехнулся в душе Аким. — То судить его собирался, а то вдруг говоришь такие высокие слова. Не надо, я все понимаю…»

Под вечер, сухо простившись, Аким сошел на берег. Петр Кузьмич хотел проводить его на вокзал, но он отказался.

— Хочу один побродить по берегу, поглядеть на море, послушать голоса чаек… — заторопился Аким.