След торпеды

— Есть, Игорь, и не заметут их лютые штормы и снежные бури. Потому что это — память, а она как родник чиста. И всегда найдет себе дорогу, чтобы влиться в могучий поток людских судеб. Море, оно каждого метит, — добавил Громов.

О своем отце Марков никогда не забывал. Прошлым летом он проводил отпуск дома Мать открыла старый деревянный сундук, достала фуражку с крабом. «Это отцовская, — тихо сказал она. — А привез ее в сорок пятом боевой товарищ отца. Вместе они служили на корабле, потом его ранило в бою, пока лежал в госпитале, отца перевели на тральщик. Знаешь, сынок, я в тот день поседела. Очень я любила отца. Я даже замуж больше не вышла. Для вас, сынок, жила. И ты, и Павел очень похожи на отца. — И мать отвернулась, чтобы утереть слезы. Столько лет прошло, а не зажила рана в ее душе, нет-нет да и заноет.

Взял Марков тогда фуражку в руки, и сердце защемило, будто с отцом повидался, будто услышал его голос: «Иди на море, сынок…»

Прав комбриг, корабли — это вехи человеческой жизни. Есть такая веха и у него, Маркова. Помнит он, как просил военкома послать его на морскую границу. «Там служил мой отец, там он и погиб», — говорил Игорь майору, которого война тоже пометила: на правой щеке у него белел рубец.

— А вы танкист, да? — спросил у военкома Игорь.

— А ты хочешь знать? — военком усмехнулся. — Нет, в танке я не горел. Я поджигал «тигры». Бронебойщиком был. А этот шрам, — он тронул рубец пальцем, — на Курской дуге получил. Осколком мины задело… Ну а ты, парень, хочешь на море? Небось любимый твой герой адмирал Ушаков или Нахимов?

Марков вынул из кармана фотоснимок, который вырезал из газеты, и протянул его военкому. Тот удивился:

— Так это же Карацупа! Он ведь не моряк.

— Ну и что? — чуть не обиделся Марков, пряча в карман вырезку из газеты. — И на море есть свои карацупы…

Когда Марков вступил на палубу корабля, глаза так и загорелись. Вот он, красавец! Стоит у причала такой стройный, можно сказать, элегантный. Чуть-чуть покачивается на темно-синих волнах, словно кланяется тебе. «И дышит, как человек», — подумал тогда Игорь.

— С Черного моря? — спросил его Громов и весело улыбнулся. — Да, я вот тоже учился в учебном отряде в Севастополе. Давно там не был. Ну, как там?

— Вода и солнце. Как говорят, полный штиль…

— А у нас тут часто штормы на море. Да такие, что порой слезу вышибает. Но матросы держатся орлами.

— И я буду стараться. Я вообще не люблю играть вторые роли, — сказал с улыбкой Марков. — Мне по душе только первые.

«Парень с характером, это хорошо, — с теплотой подумал о нем командир. — Такому служба на море будет не в тягость».

И он не ошибся. Марков всем сердцем понял, что вся его жизнь, с ее заботами, тревогами, круговертями, — здесь, на корабле, среди морских пограничников. Ребята такие же, как и он, только чуть постарше. Часто на службе ему вспоминались слова учителя географии, который семь лет плавал на боевых кораблях, потом был ранен в десанте и его демобилизовали. Он стоял во дворе школы и, глядя в безоблачное синее небо, говорил: «Видишь небо?» Игорь ответил, что видит небо и перистые облака. «Вот-вот, облака, — подхватил старый моряк-учитель. — А где берега в небе? Нет берегов. Так и в море… Эх, жаль, пуля продырявила легкое, едва выжил, а то бы никогда не ушел с моря. Оно во мне всю душу перевернуло, а про корабль свой «Сапфир» и вспоминать тяжко, ноет сердце, да так, что хоть бросай все и — на море…» Потом учитель пригласил парня к себе домой и показал ему макет пограничного корабля с зеленым флагом на корме. «Это мой «Сапфир», — учитель ласково погладил борт макета-корабля. — Видишь, вот рубка на мостике. Тут был мой боевой пост — радистом я плавал». Когда Игорь спросил, чем же знаменит этот корабль, на котором учитель встретил войну, он сказал: «А ты садись, я тебе растолкую…»

И Марков услышал о том, как в феврале 1943 года отряд кораблей, среди которых был и «Сапфир», получил задание конвоировать транспорты в Мурманск. Вражеские корабли пытались атаковать транспорты, и тогда пограничные корабли «Бриз», «Рубин» и «Сапфир» завязали морской бой. В разгар боя вахтенный сигнальщик принял с советского эсминца тревожный сигнал: «Нуждаюсь в срочной помощи». Полным ходом «Сапфир» направился к эсминцу. Сыпал густой снег, в белой молочной пелене ничего не было видно. Но вот снег стал реже, и командир «Сапфира» увидел неподалеку фашистский линкор «Лютцов». Фашисты, заметив наш корабль, прекратили стрельбу из орудий. Командир «Сапфира» не растерялся. «Мы сделали тогда по «Лютцову» два залпа, — рассказывал учитель, — и скрылись в снежном заряде. И что ты думаешь, Игорь? На линкоре вспыхнул пожар… — Учитель помолчал. — Выпустили по врагу лишь два снаряда, но в них мы вложили все, чем располагали. Глупо, конечно, сторожевому кораблю идти в бой против линкора. У «Сапфира» и скорость не та, и орудия мелковаты. Но мы преподали фашистам хороший урок».