— Вот-вот, плачут по морю, а рождаются-то чайки на берегу! — И уже громко добавил: — Земля, Игорь, наша крепость, она и корни наши живительным соком поит. А ты — не могу жить на суше. Эх, романтик… Важно дело свое знать, а не то, где ты находишься, на корабле или на берегу. Высшее, что есть в жизни — это вовсе не романтика, а умение быть самим собой, делать то, чего от тебя ждут другие.
— А я боюсь ограниченности, — признался Игорь.
— А знаешь, с чего она начинается? — усмехнулся полковник. — С самонадеянности. Эта красивая дама — самонадеянность — что хочет может с тобой сделать.
Марков не возразил ему, он лишь задумчиво сказал:
— Я по натуре хоть и романтик, но не самонадеянный.
— Обиделся? — спросил его Радченко.
— Откуда вы взяли, Иван Андреевич? Разве можно обижаться на мудреца, дающего уроки жизни?
— Это я-то мудрец? — улыбнулся Радченко. — Нет, Игорь, я сам еще учусь. У жизни учусь, она дает нам суровые уроки. Ты влюблен в морскую границу, я — в сухопутную, но дело у нас одно, святое и нерушимое.
— Дело породнило нас, — отозвался Игорь.
…В это тихое августовское утро полковник Радченко собрался сходить за грибами в лес, но тут приехал на «газике» Игорь Марков. «Частенько он ездит к своему брату на заставу», — подумал Радченко. Гостя в выходной день он никак не ожидал.
Игорь поздоровался с ним, сдвинул фуражку на затылок и, весело улыбаясь, спросил:
— Не ждали, Иван Андреевич?
— Садись. В ногах правды нет, — также улыбаясь, пригласил Радченко.
— Ну, как тут мой брат Павел?
Радченко не сразу ответил, будто размышлял, как ему быть. Впрочем, решил он про себя, Игорь приехал сейчас не ради того, чтобы спросить о брате. Бухта, где стоят пограничные корабли, находится от заставы в нескольких десятках километров. Игорь мог бы ему, Радченко, и позвонить, спросить о брате, но нет, самолично приехал. Значит, есть у него какое-то важное дело.
— Что, небось уже слыхал? — спросил полковник и кивнул ему на рядом стоявший стул. — Да ты садись.
Игорь присел, снял фуражку.
— Конечно, слыхал. Громов собирал командиров кораблей и доводил до сведения, что двое пытались проникнуть через границу.
Радченко кивнул, мол, двое, но эти двое стоят десятка.
— А как там на море, небось штормит?
— В душе был шторм, — добродушно усмехнулся Марков. — Провинился перед комбригом, так он мне нервы пощекотал. Говорит, тебя, Игорь Андреевич, надо держать в узде.
— Резвишься? — спросил полковник.
— Да нет, — угрюмо ответил Марков. — Иностранное судно осматривали, а в это время из-под носа ушла чужая подводная лодка. Пришлось выслушать горький упрек. Ну, что еще? Ходил на катере на остров Баклан со школьниками.
— Что там увидели?
— Следы войны, — на лице Маркова застыло выражение суровой сдержанности, которое обычно замечается у людей, немало повидавших в своей жизни. — Окопы, ржавая проволока, куски металла от снарядов и бомб. На память взял солдатскую каску. Пробита пулей. Кто-то из наших бойцов погиб. А вот это я нашел рядом с солдатской могилой, — он вынул из кармана тужурки медную гильзу от винтовки. — Когда поднял ее, то в нос ударил запах горелого пороха. Сколько лет прошло, а запах еще остался.
— Остров Баклан, — тихо произнес полковник, разглядывая гильзу. — Там в годы войны были наши моряки. У острова их корабль потопила фашистская подводная лодка, но несколько человек из экипажа спаслись. Но потом на остров высадились фрицы из подводной лодки и раненых перестреляли.
— Это сущая правда, — грустно кивнул Марков. Он устало провел рукой по лицу. — А вы были на острове?
— Был, только на другом…
Радченко встал, вынул из письменного стола фотоальбом и, полистав его, нашел заветную фотокарточку. На фоне деревьев был заснят лейтенант. Когда Игорь спросил, кто это, полковник пояснил: лейтенант Девятых, начальник той заставы, где он начинал свою службу. Жили они тогда на острове Тайкассари, в переводе на русский язык — остров Игривый. Застава охраняла северную часть острова, а на южной находились армейские зенитчики и связисты.
— Ох и досталось нам тогда, — признался полковник. — Война навалилась внезапно. Лейтенант Девятых решил на мыс отправить часть людей, чтобы потом ударить во фланг, если фашисты высадятся десантом на остров. Я тоже попросился на мыс, но лейтенант сказал: «Вы, рядовой Радченко, останетесь со мной!» Вечером налетели самолеты и стали бомбить остров. Загорелся лес. Дым ел глаза. В это время вражеские катера высадили десант на остров. Ну и заварилась каша. В ход пошли гранаты. В разгар боя ранило начальника заставы. Я наскоро перевязал его. Он и говорит мне: «Ванюша, давай на материк, доложи командованию, что будем стоять насмерть. Это мой приказ, и ты обязан его выполнить». Я побежал к берегу, а шлюпок нет. Была у нас одна, но на ней мы отправили на материк раненых. Тогда я нашел на берегу толстое бревно и покатил его к воде. Переправился через пролив и обо всем доложил командованию.
— А как же лейтенант? — тихо спросил Марков.