Читаем Следопыт полностью

Каждый раз Аннагозель говорила, что Сона-джан хочет увидеть отца, что просит разрешения придти к нему. И каждый раз Таймаз отмалчивался.

— Мама, отец хоть спрашивал обо мне? О том, как я учусь, работаю? — не выдержала однажды Сона.

— Да, дочка, спрашивает, — коротко ответила Аннагозель.

— Мама, завтра выходной. Утром сварим плов и мы с Сахатли отнесем его папе. Я расскажу ему, что поступаю в мединститут.

— Доживем до завтра, — посмотрим, — неопределенно ответила мать.

Сона не понравился ее ответ. Ей показалось, что как только отец вернется, случится что-либо непоправимое.

Под вечер к ним забежала соседка Огульгерек.

— Ай, Аннагозель, деверя-то твоего старшего, Курбанлы, отпустили.

— То-то с самого утра я слышу в их дворе различные голоса. Наверно, приходят поздравлять. Сходим и мы, что ли?

— Не хочется мне, сестрица, туда заходить. Наверно Курбанлы сидит и всем улыбается, словно вернулся после важного задания.

— Возможно так нехорошо, все же мы соседи…

Огульгерек и Аннагозель вошли во двор Курбанлы. В нем немало народу. Под навесом собрались мужчины. В доме женщины. И среди них — надувшийся Бурдюк.

Аннагозель и Огульгерек поприветствовали хозяйку.

— Спасибо, да возблагодарит тебя создатель, Огульгерек-джан! Жива, здорова? Проходи, садись! — говорила она, отворачиваясь от Аннагозель и не отвечая на ее приветствие.

Собравшиеся молчали. Аннагозель уже жалела, что пришла к соседям. А та продолжала:

— Курбанлы отпустили быстро. Да выпадут глаза у наших врагов. Ыш-ыш-ыш…

Огульгерек рассердилась:

— Кого это ты врагом своим считаешь?

— Есть тут по соседству, ыш-ыш-ыш…

— Пойдем отсюда, Аннагозель. Некогда нам слушать глупости этой сытой бездельницы, — сказала Огульгерек, направляясь к двери. За ней молча последовала Аннагозель. Другие женщины тоже вскоре разошлись.

Ночью Аннагозель долго не могла заснуть от раздумий. «Это хорошо, что дочка поступает в мединститут. Закончит его и не будет испытывать нужды. Но что скажет отец? Он обязательно подумает, что это я ее уговорила поступить на учебу. Может, даже ударит. Пусть бьет, лишь бы дочка училась. Разве он мало колотил меня раньше? Побьет и все. Зато дочка станет врачом».

— Сона-джан!

— Да, мама.

— Я завтра приготовлю плов, чуреки, и вы с Сахатли отнесете это отцу. Если он спросит, — почему пришла ты, а не мать, — скажи, что мне нездоровится. Сообщи ему, что уже закончила школу и подала заявление в медицинский институт. Выслушай его ответ, а там посмотрим.

На следующее утро с Сона и Сахатли пошла к их отцу и соседка Джерен. Она была единственной дочерью Огульгерек. Мать ее баловала. Эта белолицая девушка любила шутки, смех. И, может, поэтому в школе ее считали немного легкомысленной. Но там, где нужно, Джерен могла быть и очень серьезной.

Лицо у Сона было чуть смуглое, примерно цвета пшеницы. И ростом она немного ниже подруги. Как ни жесток был Таймаз с женою, но детей он зря не бил. Зато Аннагозель избивал у них на глазах по самому малейшему поводу. Возможно, поэтому дети очень боялись отца. Не от того ли Сона была неразговорчивой, редко смеялась. Она все детство провела в нужде. Хотя отец и не заставлял девушку работать, Аннагозель научила ее ткацкому делу.

Сону и ее спутников сразу же впустили во двор. Они присели под навесом рядом с пожилым седеющим мужчиной. К нему пришла жена и маленькая дочка. Бедняга и не смотрит на то, что ему принесли, а радуется одному их приходу. Гладит заплетенные косички дочери, все спрашивая:

— Так в какой же ты, доченька, класс перешла?

— В пятый, папа, и с отличием.

— Вот молодец! — причмокнул он губами. — Вот молодец!

«Наверно, хороший человек, — подумала Сона. — Видно, любит свою дочь. Из-за чего же, бедняга, сюда угодил?»

А шустрая Джерен не подумала, а прямо спросила мужчину:

— За что вы попали сюда?

— Ай, да что там говорить, сам виноват, за дело наказали, за дело. А вы, дочка, к кому?

— К папе, — ответила Сона.

— Хорошо, дочка, делаете, что приходите. Человека ведь не навечно сюда сажают. Меня вот тоже скоро отпустят. Здесь нас и кормят. И тому, кто хорошо работает, деньги платят. Только вот по родне скучаем. Приходите к своему отцу почаще.

— А вот и папа! — крикнул вдруг Сахатли. и побежал ему навстречу.

Сона с Джерен тоже встали. Яшули, который гладил волосы дочери, взглянул на Таймаза и хмуро пробормотал: «Знаю я этого человека, знаю!»

Сона даже не успела поздороваться, как услышала резкий и злой окрик отца:

— Зачем ты сюда пришла? Кто тебя звал? Мать твоя где-то шатается. Ей некогда даже к мужу придти. Она и тебя учит бродяжничать. Вон отсюда! Через три месяца я вернусь и тогда с вами рассчитаюсь. Говорю же, пошла прочь отсюда, — снова выкрикнул Таймаз и сжал кулаки.

Но тут вмешался человек с седеющей бородой:

— И не стыдно тебе так кричать на дочь. Видно бессовестный ты человек.

Таймаз схватил его за ворот, поднял и с силой посадил на прежнее место.

— Не твое дело, не вмешивайся! Я тебе зубы размолочу! — яростно прошипел он.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза