Следствие поручено мне

Самолет летел на восток. Мы возвращались домой. Внизу, под крыльями самолета, лежало белое одеяло облаков. Я смотрела в оконце, прикрытое синей пленкой, и видела, как иногда вздрагивала серебристая плоскость гигантского крыла. Земля была спрятана, скрыта от нас — как ни стремилась я увидеть ее, ничего не получалось.

А она была там, внизу, земля людей, земля с городами, полями и лесами, бесконечными между ними дорогами, лентами рек, зеркалами озер. Там жили люди с большими и малыми своими заботами. Далеко-далеко, где-то там, откуда яростно светило полуденное солнце, жила моя мама. Я вдруг увидела белостенный домик с голубыми ставнями окон, и мне показалось, что сейчас я лечу к маме…

Запыленный аэропорт в степи. Вот я выхожу из маленького, раскаленного от жары Ан-2. По серой ленте асфальта беззвучно плывет «Волга» — такси, и я сижу рядом с шофером. Воображение вело меня узкой тропкой к домику с голубыми ставнями. Во дворе метался в беззлобном лае Черныш, старый охрипший пес… Здесь живет мое детство, щемящее, трепетное время неизбывных воспоминаний. Война оставила на той земле зарубцевавшиеся раны. В огромной беспокойной степи, как бесплодные зерна, лежат тяжелые, с рваными зазубринами осколки — железный, непрорастающий посев войны. С той войны не вернулся мой отец. Маме осталось одиночество. Сперва мы с братом были при ней, выросли и разъехались, оставив ее одну. Я училась в институте, получила назначение на Дальний Восток. Нити, связывающие нас, оказались такими хрупкими! Раньше я часто бывала у мамы: отпуск ли, командировка — обязательно загляну хоть ненадолго. Сколько раз приглашала переехать к нам — она отказывалась:

— Я должна жить в этом доме. Отсюда ушел отец. Однажды я весь отпуск провела у мамы. Уже кончался сентябрь, но стояла теплая погода. Как-то я увидела, вишня под окном зацвела. Белые лепестки несмело светились среди пожелтевшей сентябрьской листвы.

Я позвала маму:

— Смотри, вишня почему-то зацвела!

Мама подошла к деревцу, потрогала ветку:

— Надо же, осень, а она… К добру ли знак этот?

— Какой знак, мама, причуды природы. Перестань…

— Я уже видела однажды такое. Когда ушел на фронт отец. В ту осень и Нагорных забрали немцы…

Я знаю эту историю. Она случилась осенью 1942 года. Нагорные жили неподалеку от нас. Василий, попавший в окружение молодой красноармеец, прибился в наше село. Его приняли в свой дом наши соседи Юдицкие. На младшей их дочери Соне он женился вскоре. Немцы не трогали Нагорного: не знали, что он окруженец, в селе его выдавали за местного. Неожиданно для всех Василий пошел охранником на небольшой железнодорожный полустанок, расположенный километрах в трех от села. Однажды ночью там полыхнуло огромное пламя, грохнули несколько тяжелых взрывов, эхом прокатились над ночной степью. На другой день в селе узнали: в воздух взлетел немецкий эшелон с горючим. Немцы арестовали несколько человек, среди них оказался и Нагорный. Дня через два его выпустили, даже на прежней работе оставили. Через некоторое время на полустанке вновь произошла катастрофа — столкнулись порожняк и эшелон с немецкими солдатами. Произошло это не в дежурство Нагорного. Но немцы приехали за ним. Они увезли обоих — Василия и Соню. В их доме остался трехмесячный ребенок. В селе говорили, что Нагорных кто-то выдал. Больше их никто не видел. Две сестры Сони после изгнания из наших мест фашистских оккупантов расспрашивали жителей, обошли окрестные села, но узнать о судьбе сестры и ее мужа ничего не удалось.

Об этом мне рассказала мама. Нагорный был связан с партизанами, и железнодорожная катастрофа на полустанке произошла не без его участия. А выдал его будто бы некий Фонарев. Когда я училась в девятом классе, захотелось узнать больше об этом предателе и предательстве. Расспрашивала очевидцев ареста Нагорных, но, кроме подробной картины самого ареста, ничего узнать не удалось. Галина Ивановна, старшая сестра Сони, на мои вопросы отвечала уклончиво:

— Зачем ты, Зоюшка, сердце тревожишь? Ничего не переменишь сейчас. Мертвых не воскресить, живым жить надо. Кто их предал? Был один человек, Фонарев его фамилия, струсил, побоялся за свою жизнь, указал на Василия. После каялся, на коленях перед нами ползал.

На околице села тогда стояла кузница. Мимо нее проходило шоссе — когда-то это была единственная хорошая дорога в степи. На ней и сейчас кое-где сохранилась брусчатка. На подъемах покоятся серые гранитные камни. Между ними растет трава.

Я часто ходила по этому шоссе. Свернув с него, надо было пройти нераспаханным взгорком метров двести. Серебристые стебли бессмертника царапают ноги, крошатся под ступнями сухие листья пепельной колючки. Вот это место. По углам большого прямоугольника хорошо видны оплывшие холмики. Кузница стояла здесь, но в нее угодила бомба и разнесла постройку. Ничего не осталось — четыре холмика по углам. И еще круглое темное пятно в центре — на нем не росла трава. Кузнечная печь прокалила землю, выжгла все живое в ней.