Следствие поручено мне

Почему Нагорный оказался в старой кузнице? Может быть, здесь он оборудовал тайник? Хранил оружие, взрывчатку? Или это было место встречи с партизанским связником? И кто знал, что Нагорный был тогда в кузнице, кто указал немцам? Жена? Наверное, нет, не могла она этого сделать. Фонарев? Какие отношения были у него с Нагорным? Откуда Фонареву было известно, что Василий находился в кузнице?

Я не могла найти ответы на эти вопросы. А людская молва указала на Фонарева. Наверное, не случайно. Фонарев, сын бывшего сельского лавочника, во время войны объявился в селе. Дружбы с оккупантами вроде бы не водил — работал охранником, как и Нагорный. Очевидно, он каким-то образом узнал о связях Василия с городским подпольем.

…С чердака кузницы Василий увидел крытую черную автомашину, остановившуюся у его дома. Видел, как из нее выпрыгнули эсэсовцы и торопливо вошли во двор. Он догадался, зачем пожаловали эти люди. Через узкое окошко ему хорошо были видны машина, солдаты. Они вывели из дома Соню.

О чем он тогда думал? Охватило его отчаяние или оставалась робкая, крохотная надежда? Когда шестеро врагов с автоматами в руках полукольцом стали приближаться к кузнице, он выстрелил. Один из эсэсовцев судорожно схватился за плечо. Василий недолго продержался: у него был пистолет и несколько патронов. Он расстрелял их все.

И сейчас, когда прошло уже столько лет после войны, я не забыла трагической истории Нагорных. И то, что я поступила в юридический институт, стала следователем, крепко связано с моими юношескими попытками узнать, как погибли эти люди, кто их предал.

22

В следственной практике редко бывают случайности, которые помогают, проливают свет на обстоятельства дела, способствуют выявлению новых доказательств чьей-то вины или, наоборот, невиновности. Об этом можно, очевидно, сожалеть, но полагаться на случайности не приходится. Хотя в книгах, фильмах, где героями являются следователи, подобные случайности происходят довольно часто. Мне на случайности не везет. Наша работа — поток будней, их бывает так много. Часто случается, что поиски истины — весьма отдаленная цель. Прежде чем доберешься до нее, проделаешь уйму работы неинтересной, казалось бы, даже ненужной, необязательной. Но лишь потом, когда все остается позади, когда цель достигнута, видна целесообразность всего проделанного. Сколько, скажем, времени уходит на планирование каждого следственного действия? А всего расследования? Кто это подсчитает?

В нашей работе важен не только факт признания или отрицания вины обвиняемыми. Сам процесс расследования должен заставить переступившего закон критически оценить себя, свои действия, поступки. Следователь может и должен вызвать даже у закоренелого преступника потребность в самоанализе. Если человек захочет заглянуть себе в душу и ты поможешь ему понять себя, утвердиться в одном, разубедить в другом — он начинает размышлять. И когда в этом долгом и нелегком процессе рождается прозрение — ты достиг главного. Это правда нашей работы. А теперь — о первой в моей следственной практике случайности.

Прошла осень, наступила зима. Нудные осенние дожди сменились частыми снегопадами. Небо над городом будто опустилось ниже, сблизился с землей горизонт. Выпавший накануне снег еще не потерял своей белизны. Он искрился, стрелял крохотными пронзительными лучиками на обочинах тротуаров, светился легкой голубизной под уличными фонарями, на ветках деревьев, козырьке светофора, на пластине автобусного указателя. В предновогодний вечер в половине одиннадцатого я оказалась на пустынной холодной улице. Редкие прохожие спешили в теплые дома. Иногда проскакивали такси — в такой вечер все торопятся. Минут двадцать я нетерпеливо дожидалась, когда остановится хоть одна машина. Мой оптимизм стал иссякать, я успела изрядно продрогнуть. Прошло еще несколько минут. Вдруг за моей спиной скрипнула тормозами бежевая «Волга» с шашечками. Водитель приоткрыл дверцу:

— Вам куда?

Я назвала адрес.

— Садитесь, довезем.

В машине было еще два пассажира: мужчина — он сидел на переднем сиденье, рядом с водителем, — и пожилая женщина. Я села рядом с ней. Водитель включил скорость, и «Волга» мягко тронулась с места. Минуты три мы ехали молча. Но потом шофер и пассажир возобновили, очевидно, прерванный остановкой разговор.

— И тебя еще не беспокоили? Даже не вызывали туда ни разу?

— Пока не трогают. Да и зачем я им нужен? При чем тут я? — ответил таксист.

— Нет, Леха, неужели ты ничего не знал, не догадывался? Ты ведь давно с ней?

— Ну как тебе сказать. Знать точно — не знал. Думки были всякие. Она ведь, когда познакомилась, говорила, мол, с мужем разошлась, машину продала, деньги поделили. Мне-то неудобно было о деньгах говорить… Потом, когда познакомила с начальницей, возить их стал на работу, с работы, — подозрения, конечно, появились. Но не углублялся я в них. Однажды были мы на юге, в отпуске, спросил у нее как-то: где, мол, деньги берешь. Она обиделась. Бери, говорит, билет на свои кровные и отправляйся обратно. Ну я и прикусил язык.

— Наверное, жалко ее, Леня, а?