Следствие поручено мне

— Можете ехать, — сказала Маркова. — Да и мы сейчас тронемся. Буксир вызвали, отведем машину в наш гараж. Тут ни пройти, ни проехать, ни посмотреть как следует. Только, товарищ Лекарев, с вами сейчас пойдет Евгений Петрович Клишин, наш инспектор, он вашу жену порасспросит, хорошо? — спросила она, заглядывая в кабину, где сидел Лекарев. — Вы уж извините, что будить ее придется.

— Да она и не спит — вон, оконце светится, — ответил Лекарев. — Ничего, не извиняйтесь. Так случилось — чего же…

— Ну хорошо, — сказала Маркова, постукивая каблуком о каблук — было холодно, и ноги промочила, конечно.

Тут робко подал голос Устинов:

— А Славика… это… куда теперь? А, товарищ следователь?

— В морг, — коротко ответила Татьяна Васильевна, кивнула на прощание и пошла к «Волге».

Сзади тихо вздохнул Устинов:

— Господи… О господи!..

Было только восемь утра, но голос эксперта-медика Мудрого уже звучал утомленно. Фамилия эта, как считала Татьяна Васильевна, необычайно подходила к его внешности библейского старца, с седой бородой, вечно обсыпанной не то пеплом ленинградского «Беломора», не то следами извержений каких-то доисторических вулканов. Мудрый сонно поник в кресле и позевывал, глядя на остальных членов опергруппы, тоже невыспавшихся, собравшихся ни свет ни заря в комнате двести пять по улице Гражданской, где помещалось краевое управление внутренних дел. Впрочем, Мудрый уже успел провести экспертизу трупа водителя такси Станислава Петровича Заславского. Этому двадцатичетырехлетнему парню выстрелили в голову сзади. Судя по положению тела — да и следов борьбы не было в машине — выстрела он не ожидал. Мудрый к тому же настаивал, что пуля была выпущена не из револьвера.

— Порошинки под кожей, копоть… — словно нехотя говорил он. — Похоже на охотничье ружье, хотя, скорее, это обрез.

— Да, я тоже так думаю, — вмешался эксперт-криминалист Борис Мельников. — Пока убийца с ружьем копошился, водитель успел бы обернуться. А обрез выхватил из-под пальто — и все. Явно не ожидал водитель выстрела.

— Дело даже не в этом, — продолжал Мудрый. — В раневом канале всякий, извините за выражение, мусор: картонные пыжи, большое количество дроби. Стреляли с расстояния сорок — шестьдесят сантиметров.

— Обрез, обрез! — кивал Мельников. — Что-то модным стало это кулацкое оружие.

Что касается моды, тут с Борисом не спорили. Даже одет он был всегда как фарцовщик с барахолки, да еще носил сверхинтеллектуальные «фильтры». Татьяна Васильевна посмотрела на него и мимоходом подумала, что в ее группе только два инспектора угрозыска — Женя Клишин и Саша Гаевский — как-то внешне соответствуют типичному представлению о работниках милиции. А о Борисе так сразу не скажешь, о Мудром тоже, да и о ней самой, если на то пошло: толстуха с мужскими замашками. Сколько Маркова знает женщин-следователей, всех их — кого больше, кого меньше — огрубила работа, и все-таки, берясь за очередное расследование, особенно такое, которое сваливается на тебя ночью, всегда вспоминаешь, как наивно надеялась, что последнее раскрытое убийство было и впрямь последним. И не только в твоей работе, по и вообще. Потом такие «бабские», как Маркова сама называет, мысли исчезают, вернее, тонут в заботах.

— Сводку надо проверить, — сказала Татьяна Васильевна. — Не зацепил ли этот дядя еще кого своим обрезом. — Она набрала номер дежурного, потом, положив трубку, обратилась к Клишину: — Теперь ты, Женя. Многих опросил?

— Да нет, человек десять.

Голос у Клишина был такой, словно он перед нами извинялся.

— Нормально, — ободрила его Маркова. — Будил?

— В двух квартирах не спали: у Лекарева, и еще там один вахтер на дежурство собирался.

— Ругались?

— Да нет, — успокоил Женя. — В основном жалели. — Кого, тебя?

— Нет, таксиста. И меня заодно. Уж очень, говорят, хлопотная работка. А тот вахтер меня спрашивает: со многими уже беседовали? Я говорю: вы десятый. Он сочувственно так цыкнул: в детективах, мол, почему-то сразу на самого главного свидетеля выходят. Где же правда жизни?

— Ну а ты? — засмеялся Борис.

— Я? — Женя пожал плечами. — Я говорю: если всю правду жизни в детективах отражать, так их читать никто не будет. Он мне — почему? — А я — так ведь у читателей терпения не хватит.

— Верно, — кивнула Татьяна Васильевна. — Терпения на это только у нас и хватает. Однако что же ты все-таки узнал?

— Да ничего. Как назло, никто ничего не видел, выстрела не слышали, — пожаловался Женя. — Если кто и заметил такси, подумали, ждет пассажира. Или Петр на ужин заехал, Лекарев.

— Ти-ши-на! — разочарованно протянул Борис.

Женя виновато улыбнулся. Плотный, крепкий, с мягким круглым лицом, на котором то и дело появлялось озадаченное выражение, он был новичком в группе по расследованию особо опасных преступлений.