Следствие поручено мне

Саша с трудом скрывал удовольствие. «Как ребенок», — подумала Татьяна Васильевна. Впрочем, когда у человека удача, все радуются одинаково: и большие, и маленькие. Она, например, кажется себе в этом смысле куда более несдержанной, чем дочка.

— В комиссионках тоже тишина. Все баяны там стоят на прилавках долго и упорно, с тоской ждут своих покупателей. И в пунктах проката на них тоже малый спрос. Не очень современный инструмент. К тому же марки разные. И только в салоне номер пять в Железнодорожном районе выдан баян марки «Этюд». Насчет цвета и особых примет приемщица мекала, но что замочек испорчен, помнит.

— Ближе к делу, друг мой!

Поманежился бы еще Саша, но, увидев, как Татьяна Васильевна сдвинула низкие широкие брови, заробел и выдал главное:

— Квитанция № 557608 от 15 июля 1982 года выписана на имя Муравьева Анатолия Федоровича — на основании паспорта II — ВС № 519513. Адрес…

— Погоди-ка! — Маркова выставила перед собой ладони, точно защищаясь. — Дай передохнуть! Удачно сработал, молодец! Сейчас же поедем к этому Муравьеву. И понимаешь, Саша, если он выходил из машины на стоянке, то мог запомнить человека, который садился в такси после него. Может, он убийцу видел? Какой там адрес?

Гаевский только открыл рот, как Татьяна Васильевна резко встала:

— Бог знает что говорю, а ты молчишь. Представь: ты садишься в такси, из которого только что вышел человек, и замечаешь на сиденье чемодан. Что ты сделаешь?

— Окликну, конечно, того человека.

— Значит, или Муравьев не видел того, кто сел в такси после него, или тот человек специально его не окликнул, чтобы не обращать на себя внимания.

— А может, он вообще решил, что это вещь таксиста?

— Может быть. А еще может быть, что Муравьев и баян забыл, и таксиста застрелил.

— Ну и зачем?

— Зачем? — удивилась Татьяна Васильевна. — Как это мы в протоколах формулируем: «из корыстных побуждений».

— Так ведь мы у Заславского во внутреннем кармане куртки пятьдесят рублей нашли! Что ж убийца их не забрал, коль из корыстных побуждений? Не нашел, что ли?

Маркова пожала плечами:

— Убийца, видимо, примитив. Он взял только то, что плохо лежало. А денег этих и не искал: сменщик мне поведал, что Заславский выручку складывал в старенькую косметичку со сломанной застежкой — у сестры взял. И эта косметичка с деньгами всегда лежала между передними креслами. Мы ее нашли?

— Нет.

— Где же она?

— Убийца забрал.

— И я так думаю. Все, что на виду. Так где там этот твой Муравьев обитает?

— Переулок Лесотехнический, 59.

— Опять Лесотехнический?!

…Дом был небольшой, недавно покрашенный. Нарядные стены и ставни нелепо смотрелись рядом с разбитой и грязной шиферной крышей, с захламленным двором, где была навалена грудами поломанная мебель, доски… Сбоку виднелись иеприбранные грядки, утыканные сухими бодыльями. Особенно неприглядным казался забор, на котором уныло повисли лохмы сухого хмеля.

Женя некоторое время постоял у щелястой калитки: на ней держался одним ржавым гвоздиком уголок старой жестяной таблички с нарисованным собачьим ухом. Раньше, давно-давно, Женя жил почти в таком же домике, и улочка очень напоминала этот самый Лесотехнический переулок, только там вдоль заборов стояли лавочки, изрезанные надписями и рисунками, на каждой калитке была щель для газет, а над ними молодо сверкали таблички с профилями оскаленных овчарок и надписями: «Осторожно, во дворе злая собака!» Собаки впрямь были в каждом дворе, но вовсе не злые — просто брехливые дворняжки. Весной и осенью те улочки были так же неприглядны, как и Лесотехнический переулок, зимой уютно кутались снегами, а летом зарастали невероятно высокой полынью, и не было на земле более таинственного места, чем ее заросли, потому что сквозь седоватые полынные верхушки так странно, чудесно просвечивало зеленоватое вечернее небо с прозрачным пятнышком луны…

Женя вдруг сообразил, что по-прежнему стоит у щелястого забора и даже поглаживает обломок грозной когда-то таблички. Он толкнул калитку — и отшатнулся. Прямо под ногами, поперек дощатого тротуарчика, ведущего к крыльцу, лежал огромный, устрашающе лохматый пес с квадратной головой и мощными лапами. Глаза у него были очень светлые, и это придавало косматой морде меланхолический и в то же время свирепый вид.

Пес даже не шевельнулся при виде незваного гостя, но Женя все равно отступил за калитку. Тут в окне дома мелькнуло лицо, и вскоре на крыльцо вышла женщина. Пока она спускалась по ступенькам веранды, уводила пса в конуру, ласково при этом приговаривая: «Пират, Пиратушка, не шебуршись, голубчик мой», пока приглашала Женю войти, он думал, что уже где-то видел эту женщину — высокую, не первой молодости, с большим мягким лицом. Она была одета в байковое линялое платье, пестрый передник и беленький платочек. Смотрела хозяйка на Женю с ласковым любопытством, но когда он показал ей служебное удостоверение, что-то обреченное появилось в ее глазах и голос поутих.

— Идемте, — с непонятной тоской в голосе позвала она и двинулась к дому.