Следствие поручено мне

— И то сказать, из одной деревни мы, из Сосновки, односельчане, значит. Не слыхал про Сосновку?.. Да, знал бы ты про Васькину жизнь, — качал старик головой. — Нарочно не придумаешь… Ну взять хотя бы то, что был он вовсе не Васькой, а Прохором, Прошкой… Да, помотала его судьба…

ПРОШКА-ВАСЕНЬКА

На исходе марта холода отступили, и по увалам, на крутых боках оврагов густо запарила земля. В затишных местах, словно живой, заструился воздух, разнося пряные запахи гнилых пней и старых почерневших валежин.

Пронзительнее, светлее стало в березовых рощах, зазеленели набрякшие влагой моховые болота. Небо поднялось выше, заголубело и, веселое, заполненное легкими перистыми облаками, простроченное невидимыми птичьими тропами, разыгралось, как ребенок колокольчиком, серебряной песней жаворонка.

Весна…

Прошка бодро шагал за дедом Афанасием, стараясь не отстать. В теплой беличьей шубке, в заячьей шапке и легких ичигах, Прошка неуклюже переваливался через встречные валежины. Но, пыхтя и сопя, все-таки шел и шел, совсем не чувствуя усталости. Впрочем, поспевать за дедом не так уж и трудно. Афанасий хром — одна его нога с самого детства осталась короче другой. А еще — Прошка и не догадывался об этом — дед нарочно не спешил, слыша за своей спиной сопенье и вздохи.

Высоко над путниками шумели старые ели, но тут, на тропе, было тихо и спокойно.

Прошка остановился, задрал голову, глянул вверх, где гулял ветер, но ничего, кроме зыбкой зеленой стены, не увидел. А шапка свалилась и покатилась по косогору к ручью. Прошка побежал за нею, но споткнулся и растянулся на сугробе.

Афанасий присел на черную корягу и достал кисет. Прошка полежал на жестком колючем снегу, но дед так и не подошел, чтобы помочь встать. Наоборот, он неторопливо сунул пальцы в синий залатанный кисет, достал табаку, свернул цигарку, потом стукнул кресалом, запалил трут и закурил.

Прошка даже обиделся: дома дед всегда помогал ему во всем, а тут… Прошка хныкнул, даже потер один глаз, кося другим на деда, но тот спокойно рассматривал на сосне пестрого дятла и совсем не замечал внука. Прошка посучил ногами и наконец встал. Сердито сопя, он схватил шапку, нахлобучил ее на самые уши и тихонько подошел к деду. Афанасий, словно только сейчас заметил его, повернулся и прогнусавил:

— Ну, пойдешь дальше, охотник? Или домой вернемся?

Прошка промолчал. Вот гунявый дед! У всех в Сосновке деды как деды, а у него хромой да гунявый. «Вон Гунявый идет!» — крикнет, бывало, кто-нибудь из деревенских мальчишек. Прошка в драку лез, обижался, но сейчас он был очень сердит на деда и даже подумал, что так ему и надо.

Наверное, Афанасий догадывался, о чем думал внук, иначе бы не сказал спокойно:

— Ты, Прошка, завсегда сам вставай, коли свалишься. Не малой уже. И-и, тайга не балует тех, кто падает.

Вот за это Прошка уважал деда: он никогда не скажет, что Прошка малой. Не то что другие… И какой же он, Прошка, малой? На охоту с дедом ходит. Правда, сегодня в первый раз, но все-таки. Ванька-то Соколовский дома, небось на печи сидит, а Прошка в самую тайгу забрался. Отсюда ни одной избы сосновской не видно.

Прошка шмыгнул носом и спросил:

— Дед, а почему тайга не любит, когда падают, а?

Афанасий нахмурился, словно внук сказал что-то нехорошее.

— На то она и тайга. Тут смотри в оба…

Прошка и смотрит в оба. Вот они — оба глаза! А ничего все равно не видно — одни деревья. В Сосновке все время долдонят: «Тайга, она, брат, не милует! Тайга — она и есть тайга…» И дед о том же. Прошка насупился, оттопырил розовую нижнюю губу и нарочно сказал, чтобы удивить деда:

— А я знаю, что такое тайга… Понял? Вот!

— Ну! Скажи, коли знаешь. А я послушаю, — ощерил Афанасий в ухмылке свой впалый рот.

— Тайга — это… во сколько деревьев! — выпалил Прошка, широко разведя руками. Дед сипло засмеялся, хлопнул его по плечу корявой и твердой, как лопата, ладонью.

— Дурачок ты еще, Прошка! Ох, дурачок…

Потом вздохнул, придавил окурок огромным броднем, поправил за спиной ружье и, кряхтя, встал с коряги.

— Охо-хо-о!..

Но Прошке такой конец спора не понравился.

— А почему, где нет деревьев, там не тайга, а? — спросил он, потирая варежкой лоб. — Почему, а?

— Это где же нет деревьев?

— А вот сам ты раньше говорил: «Пойдем, Прошка, на покос!», «Пойдем на речку», «Пойдем на болото»… А вовсе не в тайгу. Вот. А когда идут в тайгу, там всегда деревья.

— Ишь какой настырный! — удивился Афанасий. Выцветшие бледно-зеленые глаза его выразили полное удивление. — Однако выйдет из тебя прок, Прошка!

— А что такое прок?

— Ну, прок… Прошка — все равно.

— А куда я выйду?

— Фу ты, господи, — изумился Афанасий. — Заговорил совсем! Запомни: и речка, и покос, и болото, и все птицы, и звери, и деревья — все это в тайге. — Тут все кругом тайга — и нет ей конца и краю. Понял?..