Источником наслаждения, которое Ставрогин получает от совершения преступных действий, является осознание того, что он уступает своим желаниям и служит преступной воле к власти. Ставрогин искусен в деталях и оркеструет собственные чувства[583]
. Как и Позднышев, совершая преступление, он находится в полном сознании, отмечая: «Я все помню до последнего мгновения»[584]. Несмотря на самосознание – а это принципиально важный аспект в анализе Достоевского, – Ставрогин не до конца понимает, что побуждает его к совершению зла. Он стремится убедить Тихона, что теперь свободен от любого рода страсти, кроме желания говорить правду, но это ложь. Он не настолько контролирует себя, как ему хотелось бы думать, и поэтому все еще находится во власти страстей, способных его вновь соблазнить. Худшая из них – злоба, казалось бы, бессмысленная, в которой он не признается Тихону, но в ней выражается ненависть, испытываемая им к большинству людей[585]. В итоге он признается Тихону, что страдает галлюцинациями, приводящими его к мысли о собственной виновности в изнасиловании Матреши, хотя он не раз это отрицает.Ставрогин хочет, чтобы Тихон поверил, что он действует не из слабости; в этом его отличие от Жан-Жака Руссо в «Исповеди», о слабости воли которого он упоминает в одном из отступлений в начале своего повествования. Последовательность событий, приведших к насилию над несовершеннолетней Матрешей и последовавшему за этим ее самоубийству, начинается с того, что Ставрогин теряет перочинный ножик. Подозрение в воровстве падает на Матрешу, и ее мать без видимых причин жестоко избивает дочь, не дожидаясь доказательств ее вины[586]
.Тем временем Ставрогин замечает ножик на своей кровати, но решает не сообщать об этом, «для того, чтоб ее высекли». Хотя Ставрогин и не говорит об этом прямо, эпизод с перочинным ножом напоминает эпизод с кражей ленты, которую совершил молодой Руссо, прислуживавший в то время в аристократическом доме, а затем обвинивший в этом другого слугу по имени Марион. Руссо сожалеет о своем поступке, однако оправдывает его как акт слабости и даже доброты, поскольку его первоначальные намерения по отношению к Мариону были добрыми. И действительно, как он замечает, он был склонен обвинить во всем девушку, поскольку думал во время кражи о ней как предполагаемом получателе ленты[587]
. Напротив, Ставрогин говорит, что насиловал и мучил Матрешу, желая сделать именно то, что сделал, и продолжает объяснять, почему он этого хотел.Ставрогин сначала признаётся Тихону, что, совершая унизительные преступления, наслаждается собственной «подлостью», но потом поправляет себя: «Не подлость я любил (тут рассудок мой был совершенно цел), но упоение мне нравилось от мучительного сознания своей низости»[588]
. В следующем абзаце он повторяет и уточняет, что «полное сознание» было абсолютно необходимо для испытываемого им наслаждения. Подлые поступки могли быть связаны с его желанием контролировать любого рода чувства, независимо от их силы; он никогда не доходил до «забвения себя», и у него всегда было ощущение, что он способен остановиться в том, что он делает. В состоянии нравственного падения его наслаждение, похоже, сводилось к преодолению всех чувств – даже самых сильных, в том числе страха и гнева, что он упоминает в исповеди Тихону. Подчеркивая степень своего самообладания, Ставрогин, отступая от основного рассказа, упоминает об одном из случаев победы над собой, когда «на семнадцатом году» ему удалось преодолеть укоренившийся «порок, в котором исповедовался Жан-Жак Руссо» (мастурбацию); он сравнивает себя с Руссо, признавшимся, что не мог избавиться от этой привычки на протяжении всей жизни.