Следствия самоосознания. Тургенев, Достоевский, Толстой

Когда Ставрогин мучает Матрешу, он мстит ей за ее витальность, невинность и равнодушие к нему. Его пытка заключается в систематическом и постепенном поглощении ее существования. (Она неудачна, кстати сказать, потому что Матреша, в отличие от ее соблазнителя, искренне раскаивается в своем грехе. Ставрогину, стремящемуся погубить ее душу, этого сделать не удалось.) Человек отверженный или тиранический раздражен неспособностью мира признать его безусловную ценность, которую, что бы он ни говорил, он не может утвердить без подтверждения ее другими. Так понимаемая злоба (или злость), а именно так ее видит Подпольный человек, действительно находится вне динамики причин и следствий, владеющих им в иной ситуации; это своего рода зуд, который невозможно почесать, негативная вибрация души, от которой не избавиться. Это сущность Смердякова, брата Карамазовых, – чудовища, в чьей душе есть только тень противоборствующих злу принципов.

Бессмысленная злоба Ставрогина или Подпольного человека отражают сущностный эротизм души, изображенный Достоевским и другими мастерами русской психологической прозы. И у Толстого, и у Достоевского аура сексуальной аномалии или разврата сопровождает самые вопиющие акты зла. Это не случайность. В произведениях Достоевского изнасилование имеет тот же статус, что и убийство, после него для преступника нет спасения. Толстой не оставил нам психологического объяснения зла, сравнимого с тем, которое есть в исповеди Ставрогина. Но подобно Ставрогину, хотя и по более обыденной причине сексуальной ревности, Позднышев приходит к чувству неконтролируемой злобы по отношению к жене, связанной, как и у Ставрогина, с его потребностью контролировать ее или даже владеть ею. «Инстинкт власти, обладания и сексуальной агрессии», который Р. Джексон определяет как «локус чистого зла» у Достоевского[607], является выражением связанной с ним фундаментальной незащищенности индивидуума. Люди нуждаются в том, чтобы быть частью более крупного человеческого сообщества; когда они освобождаются от него либо намеренно, из-за собственной гордости, как в случае Ставрогина, либо вследствие отчуждения, как в случае Подпольного человека, они попадают в садомазохистский цикл, который Р. Жирар описывает как типичный для подпольной гордости[608]. Злой человек хочет контролировать весь мир; поэтому конечной и апокалиптической целью Петра Верховенского является установление вселенской тирании[609].

* * *

Прочитав исповедь Ставрогина и побеседовав с ним, Тихон с горечью признается: «…меня ужаснула великая праздная сила, ушедшая нарочито в мерзость»[610]. Тургенев, Достоевский и Толстой поразили и ужаснули викторианских читателей изображением силы человеческой витальности, способной овладеть разумом и совестью даже хорошего человека, как мужчины, так и женщины. Вместе с тем, однако, русские писатели были старомоднее некоторых западноевропейских литераторов в настойчивом стремлении обнаружить нравственные начала даже у самых развращенных представителей человеческого рода. Взгляд изнутри позволяет увидеть, что их поведение имеет свои «причины» и что они дистанцируются от зла; все они в той или иной форме способны испытывать стыд. Хотя Позднышев в своих признаниях в чем-то оправдывает убийство жены, он его стыдится и навязчиво изобличает в исповедях незнакомым людям. Несмотря на то что Ставрогин отрицает чувство стыда, ему тоже стыдно за насилие над Матрешей; повторяющееся появление ее призрака позволяет предположить, что это так[611]. Даже Смердяков в «Братьях Карамазовых» нуждается во внешней поддержке после отцеубийства, и, поняв, что Иван Карамазов ее не обеспечит, он ощущает присутствие в комнате «Провидения»[612].