Следующий год в Гаване

Луис стоит ко мне спиной, плечи его напряжены. Прохожие ускоряют шаг, чтобы быстрее оказаться на безопасном расстоянии, никто не смотрит в нашу сторону – взгляды людей устремлены куда угодно, только не на Луиса и не на приближающихся к нему мужчин. Они изо всех сил стараются не смотреть в нашу сторону.

Мужчины останавливаются перед Луисом. Они говорят очень тихо, и мне удается разобрать лишь обрывки фраз, но этого достаточно – они забирают его с собой. И я не знаю, куда именно.

Луис садится в машину, не оглядываясь. Он не оборачивается и не просит меня сообщить бабушке и матери, куда его увозят. Он не просит позвонить адвокату. Он не сопротивляется и не пытается бороться, словно в душе он давно смирился с неизбежностью происходящего.

Взвизгнули шины, и машина уехала, увезя его в ночь и оставив меня одну. Я теряюсь в догадках, вернется ли он когда-нибудь.

Мое сердце колотится, я думаю о своем паспорте, который лежит в сумочке. Может, мне стоит пойти в американское посольство? Или вернуться в дом Родригесов и сообщить Анне и Каридад о том, что случилось? Несколько минут назад я чувствовала себя в безопасности, я была счастлива здесь, в Гаване, рядом с Луисом. Теперь меня охватил ужас.

Улицы Ведадо уже не кажутся мне такими дружелюбными. Стемнело, и я не уверена в том, что смогу самостоятельно найти дорогу обратно в Мирамар. Может, мне вызвать такси? Или пойти в какую-нибудь гостиницу и попросить о помощи?

Рядом со мной останавливается еще одна машина. Я хватаю свою сумочку и крепко прижимаю ее к груди. Я пытаюсь вспомнить что-нибудь из уроков самообороны, которые почти десять лет назад посещала по настоянию бабушки.

Марисоль, девушке, живущей одной в Майами, осторожность никогда не помешает.

Из машины выходит человек с широкими плечами. Он относится к тому типу мужчин, с которыми женщины предпочитают не ездить в лифте.

На мгновение я замираю, мой мозг пытается примириться с тем фактом, что он идет ко мне. Он протягивает руку, хватает меня за локоть и тянет к машине. Я пытаюсь вырваться, кричу и колочу его руками и ногами.

Кто-нибудь мне поможет?

А потом появляется еще один, хватает меня, они вместе поднимают меня и запихивают на заднее сиденье автомобиля.

Глава 25

Элиза

Отец вернулся домой. Вернулся избитый, окровавленный, но живой. Мы пребываем в постоянном страхе – никто не знает, почему Фидель решил отпустить его, как рыбак отпускает маленькую рыбку, непригодную для еды. Мы не знаем, когда они придут за отцом снова и придут ли когда-нибудь. Возможно, сейчас Фидель слишком занят другими, более важными делами, и ему не до нас. Но что будет потом?

Раньше в стране орудовали расстрельные отряды Батисты, сейчас мы каждый день узнаем о новых публичных процессах и казнях, которые творят люди Фиделя. Я уже почти не чувствую ни гнева, ни ужаса. Внутри меня все словно онемело – прошло уже две недели с того дня, когда Гильермо сообщил мне о смерти Пабло, а мне все еще кажется, что я сплю и мне снится бесконечный кошмар. По ночам я снова и снова перечитываю письма Пабло. Слова, написанные его рукой, оживляют его образ в моей памяти.

Почему никто меня не предупреждал о том, что любовь может причинить такую боль?

Каждый день мы собираемся перед телевизором – это уже стало традицией. Даже мама, при всем ее отвращении к происходящему – к тому, что простолюдины судят представителей высшего общества, – не остается в стороне. Всех охватило нездоровое любопытство. Наверное, во Франции, когда знать отправлялась на эшафот, люди чувствовали нечто подобное.

Сейчас достаточно одного доноса, одного неосторожно сказанного слова, чтобы подписать смертный приговор. Фидель говорит, что действует открыто и ему нечего скрывать и он не ошибается – ужас, в который погрузилась наша страна, действительно выставлен на всеобщее обозрение.

Когда кто-нибудь придет к нам на помощь? Когда же весь остальной мир осудит его?

Долго смотреть на происходящее невыносимо. Мы сидим у телевизора потрясенные, не в силах ни пошевелиться, ни произнести хоть слово. Сколько наших соотечественников погибло с тех пор, как Фидель пришел к власти? Тысяча? Две? Их имена произносят шепотом, а потом и вовсе стараются не упоминать, и они остаются висеть в воздухе, пока не исчезают навсегда.

Беатрис – единственная, у кого хватает сил разрушить чары, опутавшие нас.

– Выключи телевизор, – рявкает она на Марию.

Мария не должна этого видеть. О чем думают наши родители? Мы обязаны приложить все усилия, чтобы сохранить ее мир, чтобы защитить ее от всего этого. Задача родителей ее оберегать, но с тех пор, как Батиста бежал и Фидель вошел в Гавану, мама с папой словно оцепенели.

Глаза Марии расширяются от тона Беатрис. Будучи самой младшей, она не привыкла к такому обращению – мы всегда старались быть с ней нежными и терпеливыми. Но сейчас настали трудные времена.