Слепая бабочка

– Знаешь, вот когда ты исчез, мне было так плохо. Я так ждала, так хотела тебя найти, чтобы руку твою рядом чувствовать, чтобы смотреть твоими глазами, а сейчас мне страшно.

– Знаю.

– Но ты не уйдёшь?

– Нет.

Отвернулся от озера и совсем случайно, сам того не желая, встретился с ней взглядом.

Рассвет и ветер. Прохладная ясность восходящего над морем солнца. Море пело в ушах, ветер летел, гнал волны к рассвету, Арлетта летела с ветром, падала в золотистый рассвет, и это было совсем не страшно.

– Тихо-тихо-тихо. Ну что ты, нельзя же так. Нельзя мне в глаза смотреть. Опасно. Может, потом, когда привыкнешь…

Да уж. Привыкнешь тут. Лучше рубашку его рассматривать, раз уж опять к ней прижимают. Хорошая рубашка, чистая. Ткань тонкая, но добротная. Должно быть, обошлась недёшево.

– Солнце взошло.

Арлетта оторвалась от замечательной рубашки. Над озером по-прежнему лежала сумеречная тень, но туман развеялся, скрутился в плывущие в высоте розовые ракушки облаков.

– В глаза нельзя, а песни? Ты мне пел.

– Это я для тебя пел. Чтоб ты себя поняла. А мог бы и по-другому. Песни Поющего крайна – это такая штука… Страшней остзейского летучего огня. Никто устоять не может. Вон мы с тобой вокруг Хольма и Чернопенья чего устроили. А ведь я даже не пел. Зато ты плясала. Так что твои танцы, это, знаешь, тоже… Это ещё обдумать надо.

– А если б ты спел по-другому?

– То ты бы в меня влюбилась. Безумно. На веки вечные.

«Да, может, я и так, может, я и без песни», – подумала Арлетта и быстро решила подумать о чём-нибудь другом. Ну, конечно, мальчишки! Фиделио!

– А можно мне их повидать? – торопливо спросила она. – Леля, Эжена? Собачку мою?

– Тебе всё можно. Они ещё третьего дня к тебе рвались, но я не позволил.

– Почему?

– Шуму от них много.

Глава 15

Шуму действительно было много. Арлетта стояла, осторожненько прислонившись к корявому стволу старой лиственницы. Без поддержки стоять было трудновато. С одной стороны на ней висел Черныш, с другой прижимался Лель. Лель молчал от полноты чувств. Черныш ругался и шипел на всех по-иберийски, чтоб не подходили, потому что Арлетта только его. Шипения никто не понимал, и поэтому подходили все. Эжен стоял рядом и солидно рассказывал о том, что было, пока Арлетты с ними не было. Арлетта была бы и рада что-нибудь об этом узнать, но рядом вертелся слегка пополневший Лапоть, с гордостью показывал свою забитую в лубки, плотно притянутую к груди руку и толковал о том, что господин Ивар обещался, рука будет как новая, будто никогда не болела, и тогда уж он всем покажет. Неподалёку вились, разглядывая канатную плясунью как некое диво, ещё какие-то дети, иные будто знакомые, иные вовсе чужие. Взъерошенная девчонка лет восьми-девяти застыла напротив, вдумчиво ковыряя в носу. Конопушки на щекастой физиономии сияли как одуванчики.

– А я Марфутка из Волчьих Вод. Помнишь меня?

Марфутка? Та самая, которая выть умеет? Как же, забудешь такое.

– Ты крайна?

Ну и вопрос. Арлетта дёрнулась и попыталась незаметно ощупать спину, не прорезались ли крылья?

– Не, я нет.

– А нас крайны забрали, – торжественно похвасталась Марфутка, – меня, Матюху, Митьку и Миньку. Всех, кто захотел. Митьке, правда, в замок ходу нет. Зато он в городе теперь живёт, солдатом будет. Матюха у дядьки Валха в работниках. Сам попросился. А я тут, в замке.

В замке? Арлетта никакого замка, о котором твердили решительно все, не видела. К отвесной скальной стене притулилась добротно срубленная изба-пятистенок, больничка, куда какая-то тётка, причитая, утащила Варку-травника, который не может не лечить. По всей Либавской дороге до самого Верховца – где один выздоровевший, где двое, а где и целая семья. И тут, значит, лечит. И теперь кому-то понадобился. Велел подождать его, но Эжен с умным видом сказал, что ждать придётся долго.

– Кто за вами за всеми смотрит? – спросила Арлетта. Выходило, что тут полный замок сирот, да не простых, ещё домашних, а уличных.

– Господин Ивар, когда время есть. А ещё госпожа Хелена… ну, когда у неё время есть…

– Мы её боимся, – пожаловался Лапоть, – у неё не забалуешь. А на кухне, – слово «кухня» он произнёс с душевным трепетом, – тётенька Петра и Ивонна.

– А ещё бабушка Таисья смотрит.

– Но чаще всего сестрица моя, – со вздохом поведал Эжен.

– Она добрая, – прошептал Лель, – и красивая. Я её нарисовал.

– Красивая, – скривился Эжен, – раскудахталась, раскомандовалась, будто я дитё малое. Я в ученики к господину Ивару попрошусь, буду с ним по деревням… Ой. Едет кто-то.

Увидев, как помрачнело его лицо, Арлетта обернулась. По дороге через длинный, покрытый цветущими купавками косогор ехали два всадника, два тёмных пятнышка на яркой зелени. Сердце упало. С некоторых пор Арлетта к любым всадникам относилась с подозрением. Неужели и сюда добрались?

– Беги за господином Иваром. А ты, Лель, дуй в замок, прячься там куда знаешь.

Но господин Ивар уже шагал к ним, быстро, почти бегом, и тоже, не отрываясь, глядел на дорогу. Замер под деревом, притянул к себе Арлетту.

– Ну, держись, бабочка, сейчас будет.

– Что будет? – окончательно переполошилась Арлетта.