Слепая бабочка

– Не, палач тут ни при чём. Это арбалетным болтом. Давно уже. Во-от. Ходил я в Липовец, ходил, и всё без толку. А потом, в конце поста, смотрю, на стене написано… Знаешь, там есть такая стена, на которой люди желания пишут. Откуда это пошло – не знаю, но мы исполняем иногда. Смотря чего и кому желают. Так вот, на этой стене…

– Лель! – ахнула Арлетта, очнувшаяся от прекрасной сказки. – Эжен! Фиделио… Я знаю, Фиделио убили, но Лель, Эжен, Черныш с Мышильдой! Если ты такой… ну, колдун всемогущий или этот, как его, крайн, помоги! Они… их Чёрный человек забрал. Сколько я без памяти пролежала? Может, они ещё живы?! Может, хоть кого-то можно спасти? Ну да, ну да, Черныш с Мальком никому не нужны, но Эжен, он из благородных, из хорошей семьи, при дворе бывал, а Лель… Лель на самом деле наследный принц, за него, может, награда будет. Помоги, прошу…

– Ох, бабочка… Ну что ж ты опять плачешь?

– Шпильманы не плачут. Сделай что-нибудь!

– Да не надо ничего делать.

– Как не надо?! Тогда пусти меня, я сама…

– Да вот так. Не дёргайся. Чёрный человек – это я.

– А-а-а-а!

– Будешь вырываться – усыплю. Не вопи, а слушай. Лель твой уже ползамка красками вымазал. Эжен с сестрицей родной третий день ругается. Не желает с ней жить, а желает в замке, со всеми. Черныш три серебряных ложки испортил. Мастерски заточки делает, не успеваем отбирать. Малька за́мок не принял, я его в трубежскую стражу пристроил. Побудет сыном полка, может, мозги на место встанут.

Когда я увидел, чего Лель на стенке в Колокольном намазюкал, я первым делом в Дом с Голубями пошёл. Выжить Лель мог бы только с Эженом, а где Эжен будет прятаться? Наверняка дома.

– И никого там не нашёл.

– Ага. Вы хорошо скрывались. От кого, кстати? Там за домом следили какие-то…

– Ничего не знаю. Эжена спросить надо. Вроде Леля при дворе убить хотели. Это что же? Я уже отчаялась. Силы закончились. Совсем. Думала, больше не выдержу, а ты совсем рядом был, нас искал…

– Угу. С горя принялся всех подряд уличных пацанов расспрашивать. И того… самых злосчастных к нам забирать. Бросить их там духа не хватало. Потом на Аспида с Корягой вышел. Договорился с ним, что буду детей-сирот из его паутины понемногу выкупать. Вообще такое во многих городах бывает, но не так жутко. Этот Аспид… За год, за два дети сгорали. Ни за что бы с ними связываться не стал, если бы не тупые курицы и проклятое зелье. Сам-то я через два часа в Липовце помирать начинал. О тебе тоже расспрашивал. Малёк и этот, патлатый, как его, Лапоть, кремень парни. Ни словом вас не выдали. А вот Черныш прямо нахвалиться не мог, какая у него госпожа прекрасная, иберийские баллата пляшет, глаз не оторвать. А как ногами дерётся – прямо сердце радуется. Доверился мне, должно быть, потому что я на его языке говорил. В общем, пришёл я посмотреть, кто это в Липовце иберийские баллата плясать умеет, а там Лель с Эженом. Забрал их, отлежался немного и пришёл за тобой. Фиделио нашёл… Не, не, только не плачь. Живучая тварь твой Фиделио. Выходили мы его. Пока ещё не бегает, но скоро начнёт. Только к тебе я опять опоздал.

– Ничего. Я бы их ещё не так, если бы силы были.

– У меня были. Аспида я убил. Остальные… может, кто и выжил. Не проверял.

Увидел, что они с тобой сделали и… Боюсь, на месте этого логова камня целого не осталось. Я у них сирот подневольных по-честному выкупал, а они додумались детьми торговать, у родителей за деньги или угрозами вымогать принялись.

– А Коряга?

– А что Коряга? Других псов заведёт. Если б он мне под горячую руку попался… А так… Не будет Коряги, вылезет какой-нибудь прыщ-на-ровном-месте. Начнёт резать всех направо и налево, пока не укрепится. Пугнул я их знатно. Может, потише станут.

Арлетта вздохнула.

– Ты правду говоришь?

– Век воли не видать. Ну что, больше плакать не будешь?

– Буду, – прошептала Арлетта, – теперь можно.

– Нет, так не пойдёт.

Сказал и отодвинул длинные гибкие ветки.

– Выгляни, только осторожно, раз уж ты теперь высоты боишься. Помни, я тебя держу и ничего с тобой не случится.

За ветками была пустота, лёгкий жемчужный туман. Внизу, в тумане, лежала долина, странная, собранная из кусочков, разделённых уступами, обрывами, косо торчащими скалами. Каменная чаша, наполненная яблоневым цветом, сырой, заросший купавками луг, крутой склон, покрытый белыми колокольцами, маленький кусочек леса: семь дубов и крохотное пятнышко родника.

– Что это такое?

Голова кружилась, но смотреть и разговаривать это пока не мешало.

– Сады крайнов. Пешком тут далеко не уйдёшь, а летать очень даже можно. Вон там дальше вишни, только они отцвели уже, чуть пониже я травки кое-какие выращиваю, которые в обычных местах не растут. А там Ланкины розы, жаль, отсюда не видно.

– Розы? В мае?

– Так это ж Ланка. Захочет, и в январе всё зацветёт.

– А кто она?

– Главная курица. Эжена твоего старшая сестра. Выучил на свою голову. Я ей это зелье ещё припомню. Не одна она всякую гадость варить умеет. Была блондинка, станет зелёная с просинью.

– А… это она к тебе из дому сбежала?

– Нет. Это счастье не моё. Я себе другое добыл.