Слепой. Тропою белого дьявола

Ирина еще была на работе и как раз завершала дневные дела, когда ее мобильный телефон вдруг сердито зажужжал и медленно пополз к краю стола, словно собираясь посмотреть, что делается внизу, в корзине для бумаг. Быстрицкая схватила его, и из ее груди вырвался вздох разочарования: это звонил всего-навсего Шестаков, номер которого она удосужилась наконец внести в память телефона. Нажимая кнопку соединения, Ирина криво усмехнулась: ей почему-то почудилось, что именно сейчас должен позвонить Глеб, хотя думать так у нее не было причины.

– Слушаю вас, Борис, – устало сказала она в трубку.

– Здравствуйте, Ирина, – послышалось в ответ. Голос у Шестакова сегодня звучал как-то необычно, без уже ставшей привычной дружеской игривости привлекательного половозрелого самца, не верящего, что кто-то всерьез способен отвергнуть его ухаживанья, но сдерживающего свои инстинкты в силу взятых на себя обязательств – в данном случае обязательств перед боевым товарищем. – Что-то голос у вас усталый. Настроение плохое? Федор не звонил?

– Не звонил, – слегка обескураженная и даже шокированная этим напором, суховато ответила Ирина. – Не звонил, не присылал открыток, не писал мелом на стене и не стучал в дверь каблуком. Послушайте, Борис, мы ведь, кажется, договорились: у вас своя свадьба, у меня – своя… Я не мешаю вашим людям ходить за мной по пятам, но и помогать выслеживать собственного мужа тоже не намерена.

– Обстоятельства изменились, – терпеливо выслушав эту отповедь, сказал Шестаков. – Нам нужно серьезно поговорить.

– О чем? – еще суше осведомилась Ирина.

– О видах на урожай фиников в Саудовской Аравии! – неожиданно взорвался Шестаков. – О чем нам еще разговаривать?

Он почти кричал, и это было так непривычно, что Быстрицкая не на шутку перепугалась.

– Что случилось, Борис? Что с… с Федором?

– Если бы я знал! Он объявился…

– Слава богу!

– Не спешите. Объявился, дал показания, был отпущен под честное слово и снова пропал…

– Что значит «пропал»? Как?!

– Откуда я знаю – как? И главное, зачем… Вы меня простите, Ирина, но обсуждать это с вами по телефону я не намерен. Надо встретиться и серьезно потолковать.

Ирина осторожно оглядела заставленное компьютерами и чертежными кульманами помещение проектного бюро. Все вокруг, казалось, были заняты своими делами, но Быстрицкая не сомневалась, что большинство коллег только имитируют бурную трудовую деятельность, в действительности чутко ловя каждое произнесенное ею слово.

С Шестаковым приходилось согласиться: это был совсем не телефонный разговор.

Ирина посмотрела на часы. До конца рабочего дня оставалось меньше четверти часа. Все дела были, в общем, сделаны, оставалось только навести порядок на столе и выключить компьютер.

– Хорошо, – сказала она в трубку. – Когда и где?

– Да чего тянуть, – послышалось в ответ. – Я в данный момент свободен… То есть не имею более важных дел, чем разговор с вами. Я нахожусь рядом с вашим бюро, так что…

– Хорошо, – сказала Ирина, – я выйду через двадцать минут.

– Буду ждать, – откликнулся Шестаков, и в его голосе Быстрицкой почудилось облегчение.

Под взглядами коллег она стала нарочито неторопливо разбирать бумаги. Нина Волошина встретилась с ней глазами и улыбнулась – тепло, с безмолвным обещанием поддержки. Пожалуй, Нина – единственная, кто не станет фантазировать по поводу странных телефонных звонков и плечистых красавцев, которые заезжают за Быстрицкой, пока муж в командировке. О, можно себе представить, чего наплетут вокруг этого происшествия соскучившиеся по свежим новостям архитектрисы! Да и мужики недалеко от них ушли – тоже станут сплетничать в курилке…

Ирина подумала, что несправедлива к коллегам, и это вызвано неурядицами в ее личной жизни, а вовсе не их, коллег, моральным обликом. Они, конечно, не ангелы, но зачем же думать о них так плохо? Как будто у них нет других забот, кроме обсуждения подробностей личной жизни архитектора Ирины Быстрицкой…

У Глеба явно были какие-то неприятности, причем, как всегда, крупные, – мелких у него просто не случалось, по пустякам он не разменивался и если уж влипал в историю, так непременно в такую, из которой обычному, нормальному человеку живым ни за что не выбраться. А он выбирался – выбирался только для того, чтобы снова влипнуть, и так раз за разом, без конца, и все это у него называлось мирным словом «работа»… Ирина была не настолько глупа и наивна, чтобы не понимать: рано или поздно все это кончится очень плохо. Глеб угодит в ловушку, из которой не будет выхода, и что тогда станет делать она?