Волшебное слово «тротил», как и ожидалось, прозвучало громко и мощно – так, что земля под ногами тяжело содрогнулась, уши заложило, а по склонам лощины со стуком запрыгали потревоженные камни. Лошади заржали, приседая на задние ноги и норовя встать на дыбы, в лицо ударила тугая воздушная волна. На месте взрыва вспучился лохматый горб пыли и дыма, который начал, редея, медленно, неохотно расползаться во все стороны. Ветер рвал грязно-бурое облако в клочья, и, когда оно рассеялось, сквозь клубящуюся пыль стали видны очертания неровного отверстия, в которое при очень большом желании можно было загнать грузовик.
– Получилось, – заметил Аскеров.
– В твоих способностях никто не сомневался, – откликнулся Сиверов. – Я буду рад, если у тебя так же хорошо получится все остальное.
– Например?
– Например, продать оружие. Ты уже решил, кому его предложишь?
– Там видно будет, – уже далеко не в первый раз уклонился от ответа Мамед и, легко поднявшись с корточек, зашагал к пещере.
Остальные двинулись следом, на ходу извлекая из заплечных мешков мощные ручные фонари, которыми предусмотрительно запаслись еще в начале пути.
Пещера оказалась весьма обширной. Лучи фонариков скользили по неровным каменным стенам, ощупывали свод, выхватывали из мрака горы ящиков с оружием и боеприпасами, оливково-зеленые трубы гранатометов, сложенные штабелями, как дрова, минометные стволы. Здесь были крупнокалиберные пулеметы, тысячи автоматов и снайперских винтовок, миллионы патронов и даже несколько разобранных, снятых со станин безоткатных горных пушек. Один из джигитов отыскал в дальнем углу дизельный генератор, некоторое время возился с ним, позвякивая железом и булькая переливаемым из канистры в бак топливом, после чего движок ожил с пулеметным треском и ровно зарокотал. Под сводами пещеры тускло засветились и начали наливаться неярким пульсирующим светом висящие на голых проводах электрические лампы. При таком освещении собранный покойным Хаттабом арсенал впечатлял еще сильнее; тем, что здесь лежало, в самом деле можно было вооружить небольшую армию.
– Как видишь, я не обманул тебя, Мамед, – сказал Глеб.
Аскеров не ответил – вернее, ответил, но совсем не так, как ожидал Сиверов. Вместо голоса Железного Мамеда за спиной послышался очень характерный металлический щелчок, и, обернувшись, Глеб заглянул в дуло направленного ему в голову пистолета.
Глава 16
Преодолев запруженную спешащими, озабоченными, озлобленными людьми лестницу, Ахмет с облегчением выбрался из метро, перебежал заставленную ожидающими пассажиров маршрутками улицу и двинулся к рынку мимо многоэтажного гостиничного комплекса «Измайлово». Зеркальные двери отелей открывались, впуская и выпуская хорошо одетых людей и позволяя увидеть кусочек роскошно отделанного вестибюля; на гостиничных стоянках скучали в ожидании хозяев дорогие автомобили; гостиничные агенты стайками шныряли у метро, безошибочно выделяя в толпе гостей столицы и навязчиво предлагая им снять номер. Ахмет ни разу не приближался к подъездам этих фешенебельных ночлежек, не говоря уж о том, чтобы зайти внутрь; ему там просто нечего было делать. Буквально в паре сотен метров отсюда, за глухой оградой Черкизовского рынка, кипела и бурлила совсем другая жизнь, неотъемлемой частью которой Ахмет совсем недавно себя считал. Теперь в его жизни многое изменилось, и, увы, не в лучшую сторону. Он потерял семью и работу; заодно, даже не заметив этого, потерял надежду и то, что принято называть смыслом существования.
Впрочем, какой-то смысл в его существовании все-таки оставался до сих пор. Если Аллаху было угодно продлить дни бывшего тележечника Ахмета после того, как его жена и сын умерли страшной смертью среди покореженного железа и ледяной воды, значит, у Всевышнего имелись на него какие-то виды. Кто-то должен был ответить за причиненное ему горе; возможно, Аллах для того и оставил ему жизнь, чтобы он наконец призвал виновных к ответу. Разве месть – не достаточно веский повод для того, чтобы продолжать двигаться и дышать? Этот смысл существования не хуже любого другого; большинство людей вообще не задумывается о подобных вещах, живя без цели и смысла, как животные или растения. И многие из тех, кто знает, ради чего живет, живут именно и только ради мести.
Ахмет шел знакомой дорогой, наступая в мутно-коричневые лужи. Справа, за высокой оградой из проволочной сетки, обреченно зеленел в ожидании недалеких уже снегопадов газон на территории гостиничного комплекса; слева, через дорогу, тянулся глухой бетонный забор, ограждающий все время норовящую расползтись во все стороны раковую опухоль Черкизовского рынка. Ахмет вовсе не скучал по своей прежней работе; но если он вообще мог хоть что-то выяснить, то только в одном месте и у одного человека – у Хромого Абдалло. У того самого, который выкинул его на улицу, как шелудивого пса, и запретил на пушечный выстрел приближаться к себе.