С этим секретом мое расследование сразу же продвинулось на несколько ступенек. Я понял, что ни Михалыч, ни Кузьмич той ночью в складе не были, потому как керосинка всегда стояла только на одном месте — на прилавке. А Михалыч и Кузьмич, опасаясь пожара, никогда не допускали, чтобы лампада покидала свое законное место. К тому же на верхней полке лежали ватники! Да и зачем им это? Если бы кто-то из них брал спирт, то стоял тут же, за прилавком. Наливай и пей! И я призадумался: кто же мог быть в складе? Опять ночь не спал, все думал так и эдак. А тут, как на беда, милиция приехала: арестовали и Михалыча, и Кузьмича. Что за дела? Никто ничего не знает, никто ничего не говорит. А вот вчерась увидел, кто у нас еще носит сапоги. Нудыть твою, медведя-то и не приметил! В соседнем бараке с нами трое аньжинеров проживают. И у всех троих есть яловые сапоги! Видеть-то вижу. А спросить боюсь. Какое сейчас время? Спрошу, были ли вы в складе тогда-то? А они возьмут да и привяжут за что-нибудь. Тут дело такое, темное. Наше дело — сторона. А сегодня вот видишь, как получается. Видишь, какой я беспонятный? Доверчивый? И все мы доверчивые! Только сейчас понял, почему керосинку на полку ставили. Да потому, что рядом с ведерком ящик с золотом находился! Во, как получил ось-то!
Старатели грозно загалдели:
— Неужели точно взяли? Сволочи!.. К стенке таких надо!
— Да не к стенке, а в шурф их. И дело с концами!
— Ох, Семеныч! Дотошный ты! Как ты так мог все расставить по своим местам? — восхитился один из мужиков.
Рось пыхал самокруткой и заговорил лишь тогда, когда немного схлынула волна ненависти старателей:
— Ишь, как все вышло-то: украли, а свалили на других. И Андрей с Лехой случаем попали. Надо же! А как теперь вину аньжинеров доказать?
— Да я из них кишки выдавлю! — взревел Гришка Сохатый.
— Ну и что с того? — спокойно спросил
Семеныч. — Выдавить-то выдавишь, а надо думать, как наших мужиков оттуда вытащить, здесь дело мудреное. Тут надо умом и хитростью, как глухаря на току. Чтобы, так сказать, можно было их поймать с поличным.
— И долго ты так думать будешь?
— А об этом знает только сам Господь Бог! Надоумит — значит, будет дело. Нет — пойдем другим путем, — задумчиво проговорил Рось.
— Да уж сбылись слова Сереги. Пойдет Андрюха в Магадан лобзиком деревья валить, — задумчиво проговорил Сашка Могила.
— Какие такие слова? — насторожился Рось.
— Да... — небрежно взмахнул рукой Сашка. — Было дело. Пригрозил Серега Андрюхе, что на зону отправит.
— Это какой такой Серега? Из аньжинеров который, кудрявый? — встрепенулся Семеныч.
— Да... Тот самый...
— Как это пригрозил? За что?
Могила стал рассказывать о конфликте, происшедшем между парнями на устье Калпы. Семеныч едва не задохнулся от негодования:
— Так это что же он, злодей, удумал месть сотворить?
— А из-за чего драка-то получилась? — спросил кто-то из мужиков.
— Да вроде как девок не поделили, — сказал Сашка.
Так это получается, Андрюха кудрявому прикладом по роже заехал, а тот ему за это пригрозил? — взорвался Сохатый.
— Выходит, что так... — растерянно проговорил Сашка.
— Вот оно что! Вот и еще один узелок развязался! Выходит, что аньжинер специально золото украл и хочет на парней свалить? — вскочил на ноги Рось. — И что же ты, ирод, раньше-то молчал?
— А я что? Я ничего... Никто и не спрашивал... — испуганно залопотал Сашка.
— Ладно уж, молчи, окаянный. Раньше надо было трястись!
— Где они?! — заревел Сохатый. — Убью гадов!
— Сегодня утром ушли в Ивановку, — сказал кто-то. Гришка вскочил с нар, схватил с вешал свои бродни и стал торопливо обуваться, более не говоря ни слова. В дорогу засобирались почти все старатели.
— Постойте, мужики, не горячитесь, — попытался образумить старателей Рось, но те его как будто не слышали.
— Молчи, Семеныч. Ты свое слово сказал. Теперь наша очередь! Они поспешно покинули друг за другом барак и растаяли в ночи. Когда за стеной утихли последние торопливые шаги, Рось троекратно перекрестился и, взяв свои бродни, прикрикнул на Сашку:
— Подгоняй лошадей. Поедем за ними. Как бы беды не было... Убьют аньжинеров в горячке...
От Петропавловского прииска до Ивановки через Степной Сисим один перегон. Расстояние — около десяти километров. Таежные золотые прииски соединяла хорошая конная тропа: ни камней, ни ям, ни колодин — хоть боком катись! Дорога для старателей знакома, мужики по ней ходили не единожды и по делам, и просто так, в гости, чай-водку пить. Знаком каждый поворот, каждый изгиб, взъем и спуск тропы. Умудренные опытом таежных переходов, мужики знали все лужи, болотники и прижимы, так что этот отрезок пути любой из ушедших в ночь мог пройти с завязанными глазами. Как ни старался Рось торопить своего Каурого, не мог их догнать.
Перед Ивановкой, за большими альпийскими полянами горел костер. Приостановив коня, Семеныч подождал отставшего Сашку, свернул с тропы и поехал на костер. Рядом с огнем, отбрасывая длинную тень, метался человеческий силуэт.