Она посмотрела мне в глаза и покачала головой.
– Спасибо, Джордж. Пока не надо.
Джордж вышел из палаты и закрыл за собой дверь.
Я сел поудобнее, набрал полную грудь воздуха и начал.
– Когда я только прибыл на фронт…
– Прежде чем ты продолжишь, – перебила меня Сюзи, – скажи, ты сможешь доказать, что ты говоришь правду?
– Да.
– Так, что ни у кого не останется и тени сомнения?
Я кивнул.
Она откинулась на подушку и устремила взгляд в потолок.
– Потому что в противном случае Джордж переломает тебе обе ноги.
– Когда я прибыл туда во второй раз, это были третий и четвертый год моей службы, нас по-прежнему продолжали забрасывать в Лаос. Вглубь страны. В назначенное время я брал с собой отряд в десять-двенадцать человек. Обычно нам поручалось перерезать их линии тылового снабжения. Мы летели низко, почти задевая верхушки деревьев, нас сбрасывали милях в двадцати за линией фронта, и, сделав свое дело, мы, как могли, пробирались назад. Хороший пилот вертолета был на вес золота. Правда, хорошие пилоты долго не задерживались, ведь быть «хорошим» означало постоянно летать туда, куда никто не горел желанием попадать. Их первоочередной заботой была не собственная жизнь, а то, как доставить в джунгли других.
Нашим пилотом был один молодой парень, можно сказать, молокосос, выпускник Вест-Пойнта[22]. На приборной доске у него была фотография девушки. Если честно, пилот из него был никакой. Необстрелянный. Вечно трясся от страха. Боялся, что его собьют. Да вообще-то мы все боялись, чем может обернуться его страх для всех нас. Ему ничего не стоило сбросить нас раньше назначенного места. Я потребовал у начальства, чтобы нам выделили опытного пилота, но война уже сидела у всех в печенках, начальству осточертели наши жалобы. Меня просто не стали слушать и отправили куда подальше. Мол, довольствуйтесь тем, что есть.
Во время нашего четвертого вылета мы высадились милях в пяти от того места, где, по идее, должны были высадиться. Что еще хуже, мы попали в окружение, что не сулило нам ничего хорошего. К тому моменту я уже умел управлять вертолетом и вполне мог сам эвакуировать нас из джунглей. Мои ребята смотрели на меня, и я знал, что они знали то, что знал я: что мы должны сделать что-то с этим сопливым хлюпиком, из-за которого мы все едва не погибли. Поэтому я поднял руки и, схватив обеими руками за шею, начал душить, как не раз поступал с врагами. Мне было наплевать, одним больше, одним меньше. Он посинел, глаза его вылезли из орбит. Еще пара секунд, и он был бы готов. После чего я бы выбросил его тело в рисовое поле и улетел назад. Но тут он показал на приборную доску. На фото. На свою дочь. Которой было всего несколько месяцев от роду. Я посмотрел на фотографию, и во мне как будто что-то шевельнулось.
С этими словами я вынул из кармана конверт, достал из него снимок и протянул его Сюзи.
– Я вспомнил, что когда-то я тоже любил. И я разжал пальцы. Он какое-то время хватал ртом воздух, затем блевал, а потом доставил нас назад. Пригрозив, правда, отправить кое-кого из нас под трибунал. Когда мы приземлились, я вытащил его на берег и по душам поговорил о том, кем он мечтал стать в детстве. Он сквозь слезы признался мне, что хотел быть твоим отцом. Что ты и твоя мать – самое главное в его жизни. И он мечтает лишь об одном – поскорее вернуться к вам.
И тогда, на том песчаном берегу, я понял, что передо мной испуганный парень, который кого-то любит. Он напомнил мне самого себя, каким я когда-то был. И в этот момент я был готов отдать все на свете за то, чтобы стать таким, как он. И я принял решение: я помогу ему вернуться домой.
Каждое утром мы с ним вместе пили кофе. Рассказывали друг другу истории. Если я почему-то отсутствовал, он покупал мне чашку кофе и ставил ее на мое место, в надежде, что я вернусь и мы с ним ее выпьем. Мы разговаривали о его девушке, об Элли, о гоночных автомобилях. Он говорил, что с удовольствием сел бы за руль моего «Корвета». Если же у него был боевой вылет, я покупал две чашки кофе. Одну выпивал, а второй не давал остыть до тех пор, пока он не вернется и не выпьет ее со мной. Так было почти год. Нам казалось, что самое худшее уже позади. Мы расслабились и уже начали мечтать о возвращении домой, о том, что нам может подвернуться такая возможность. Его тоже было не узнать. Теперь это был наш лучший пилот.
Наш с ним отряд забросили за линию фронта. Отряд сделал свое дело, но что-то пошло не так. Наша команда разделилась на две группы. В суматохе они встретились в точке Б, а меня бросили к точке А. Я был ранен. Чудом не подорвался. Потерял уйму крови. Ничего хорошего мне не светило. Я, как мог, залатал самого себя, заполз в какую-то нору и затаился. Противник прослушивал наши радиочастоты.
Через два дня у меня закончилась вода, и я был вынужден пить из ручья. Выше по течению валялся дохлый буйвол, но я обнаружил это лишь на следующий день. К тому моменту я уже был болен дизентерией. Жутко страдал от обезвоживания. Я пытался идти, но ноги меня не слушались. Я пробыл один целую неделю, когда, наконец, решился дать о себе знать.