Возмущенные голоса в зале смолкли. Люди сидели в молчаливом недоверии. Сидевшая позади меня Элли вскочила с места, бросилась к мусорной корзине в углу, упала на колени, и ее вырвало. Ее тело как будто исторгало из себя всю накопившуюся за эти годы боль. Жестокую, первобытную, неподдельную. Тотчас защелкали фотоаппараты, люди начали перешептываться.
Судья Вертер ударил молотком.
– Я призываю зал к порядку.
Он встал.
– Объявляется пятнадцатиминутный перерыв, – заявил он, после чего попросил судебного пристава принести Элли мокрое полотенце. Тот выполнил его распоряжение.
Увы, Элли была безутешна. Я указал на нее и спросил судью:
– Сэр, разрешите?
Судья кивнул и, уведя с собой моего брата, скрылся в своей комнате.
Я опустился на колени рядом с Элли. Та обняла меня и всхлипнула:
– Прости… Ради бога, прости…
Я просто держал ее в объятиях. Что еще я мог сделать? Сорок пять лет назад ее душа дала трещину. Раскололась пополам. Неким чудом она сшила ее половинки. Но здесь, в зале суда, когда она слушала рассказ моего брата, эти швы лопнули, и боль, которую она так долго носила в себе, вырвалась наружу. Прямо у меня на глазах. На глазах у всех.
Судебный пристав объявил о возвращении в зал судьи, и мы все встали. Судья Вертер занял свое место и попросил Бобби продолжить.
Бобби посмотрел на Элли. Потом на меня.
– То, что я вам рассказал, – еще не самое худшее. По завершении программы реабилитации Джозеф покинул стены лечебницы, надеясь на то, что найдет в родном доме. Он ехал всю ночь, припарковался рядом с «Голубым торнадо», вместе с толпой людей пришел на пляж и обнаружил, что я ношу его медали и говорю Элли: «Да, я согласен».
– Тогда он повернулся на сто восемьдесят градусов и отправился туда, что знал лучше всего. На войну. Где провел еще два года. За это время он удостоится вот этой награды. – Бобби сунул руку в карман, а затем разжал пальцы, чтобы показать Золотую медаль Конгресса. Зал ахнул. Даже судья Вертер удивленно вытаращил глаза. Сидевшие за телекамерами репортеры, – процесс транслировался в прямом эфире, – отказывались верить собственным ушам.
Бобби между тем продолжал.
– Когда я вернулся домой, моя жизнь покатилась вниз. Пройдя курс реабилитации и терапии и едва не доведя Элли до банкротства, я подчистил биографию и выдвинул свою кандидатуру в сенат штата, убедив всех вас в том, что я человек слова. Но, если честно, я сыграл на чувствах моих избирателей. Я построил свою кампанию, да и все последующие, на очень хорошей лжи. Ложь состояла в том, что я жил жизнью моего брата.
Это было несложно. Я просто запросил у военных выдать мне копию моих архивных документов. И так как они были на мое имя, то я без проблем их получил. По какой-то причине никто в средствах массовой информации не удосужился внимательно изучить мой послужной список. Потрудись они это сделать, как быстро бы сообразили, что я не мог одновременно лечиться от алкоголизма в Аризоне и участвовать в специальных операциях в Лаосе. Или в Камбодже. Или где там мой брат находился в то время.
Попав в конгресс штата, я понял, что я неплохой политик, ибо умею лгать не хуже остальных. Я быстро пошел вверх по политической лестнице и решил баллотироваться в Сенат США. Я переизбирался пять раз, прежде всего потому, что поднаторел в раскрутке своей ложи, да и кто не проголосовал бы за героя войны, награжденного Золотой медалью Конгресса? Я сделал из себя этакий эталон американского патриота. Стоит ли удивляться, что вскоре я возглавил комитет, единственной целью которого было контролировать положение дел в армии. Это назначение давало мне допуск к информации с грифом «совершенно секретно». – Бобби глубоко вздохнул. – Откосивший от призыва трус с таким вот допуском… – Брат взглянул на меня. – Иронично, не правда ли?
В зале суда воцарилась гробовая тишина. Мой брат продолжил:
– Комплект военных документов, которые правительство предоставило мне по моей просьбе, был неполным. Часть информации в нем отсутствовала. Учитывая характер службы Джозефа, наше правительство многое не могло признать. Большая часть этих документов была строго засекречена; многие разделы замазаны черным или просто отсутствовали. Но благодаря имевшемуся у меня допуску я покопался в военных архивах и восполнил недостающие страницы военной биографии моего младшего брата.
Вот тогда я и открыл для себя истинную природу и масштабы его службы, узнал, где он был и чем занимался. К счастью для меня, мой брат служил так хорошо, так скрытно и настолько доблестно, что вся его жизнь была засекречена. Она до сих пор засекречена.
Он повернулся к Сюзи, которая сидела с удивленно отвисшей нижней челюстью.
– Вот почему вы не могли его найти. Не говоря уже о том, что вы искали не то имя. Но даже знай вы правильное имя, вам бы никогда не дали этих документов.
Сюзи покачала головой. По ее щекам текли слезы.
– Когда я прочел отчеты о том, что он делал… – Бобби взглянул на колени, на которых лежала папка с моими документами, – я испытал и стыд, и гордость. Я сделал немыслимое. Джозеф занял мое место.