— Не думаю, что это будет иметь значение. Они недаром заставили ее давать показания под присягой. Да еще и записали все на пленку. К тому же Алекс… — она потупила глаза, — и так не пользуется большой любовью у учителей, а миссис Джеймс очень влиятельна. Если это выйдет наружу, я даже боюсь подумать…
— Джин, я просто не могла выдать мисс Белл… — вмешалась я. — Видела бы ты ее. Она была такой напуганной, что у меня просто не повернулся язык.
— Надеюсь, что все обойдется, — Джин вздохнула и пригубила горячий шоколад. Однако по ее лицу я видела, что она еще долго прокручивала в голове возможные последствия такого разоблачения и хмурилась.
***
И хотя я по-прежнему так и не увидела никого из призрачного Совета, волнение, вызванное их уже начавшимся визитом, настигло меня даже дома. Тетя буквально помешалась на этой теме. Все разговоры были только о них. Она целыми днями жужжала внизу о том, где в этот день устраивают пир в их честь.
— Сегодня они ужинают у Патессонов, — она закатывала глаза и плюхалась в жесткое, кожаное кресло в гостиной. Марджи тут же неслась к ней с облинявшей, низкой подставкой для ног, на которую тетя вскидывала свои худые ступни. Горничная покряхтывая снимала с них туфли. — А завтра для них закатывают шикарный обед у Муров!
Она принималась остервенело обмахиваться потрепанным веером, словно ей не хватало воздуха.
— Там будут все! — Она прикладывала костлявую руку ко лбу, словно ее охватывала лихорадка. Бедная Марджи поднималась с пола и мчалась на кухню за холодным полотенцем. — Все! — Громко кричала она для невидимой публики. — Даже Брауны! Эта тупая корова Фиона Браун получит честь представиться Совету! Это немыслимо! А как же я! Мне не прислали приглашения ни на один ужин, на котором будет присутствовать достопочтенный Совет! — Она яростно швыряла веер в сторону и остеклевшими глазами таращилась куда-то в пространство. — НИ НА ОДИН! Эта толстозадая недотепа Браун и слова-то нормально вымолвить не может на светском вечере! То ли дело я! Никогда не перебью, всегда вставлю лестное словечко, чтобы собеседнику было хорошо и приятно на душе! Но к Совету меня не пригласили! Боже, какой позор! Как я смогу теперь смотреть людям в глаза? Все будут говорить о том, что Беатрис Бэкингем не пригласили! Фу ты, какое унижение!
Она снова бессильно откидывалась на спинку кресла, словно в один момент испустив дух.
— Вас обязательно пригласят, госпожа, — скрипела экономка, хлопоча над ней, то обмахивая ее кинутым в сторону веером, то прикладывая холодный компресс к ее побелевшему лбу. — Где же это видано, чтоб не пригласили? Они ж, поди, всех по очереди, а то не протолкнуться будет везде…
Тетя вскидывала на нее потухшие глаза. За этим следовал хороший пинок.
— Да ты что, старая перечница! Как ты вообще смеешь заикаться о достопочтенном Совете! Совсем из ума выжила? Забыла свое место?
Экономка мямлила извинения, потирая бедро, в которое угодила костлявая теткина нога. И снова, подобрав длинные, проеденные молью юбки, бросалась к ней с холодными примочками.
— Разве я чем хуже? — продолжала ныть та, раздраженно отталкивая от себя полотенца и вцепляясь ногтями в потертые подлокотники. — Разве я не вырастила для них прекрасных детей? Разве не заботилась о муже и не взяла на себя хлопоты по дому, пока он днями и ночами служит нашему роду? Чем я заслужила такое? У уродины Браун и детей-то нет! Расфуфыренная, тупая старая дева! А я дала им продолжение! Продолжение нашему великому роду! Разве не об этом они постоянно твердят, как о нашем главном предназначении? Я всегда стремилась к этому всей душой — и я выполнила! И все-таки — ЕЕ ПРИГЛАСИЛИ, НО НЕ МЕНЯ!
— Отдохните, голубушка, отдохните. Нельзя вам так нервничать, — вертелась подле раскинувшейся в кресле тети экономка. — Совсем лица на вас нет! Еще гляди — мигрень вернется, и снова проваляетесь в кровати все выходные. Николюшка расстроится, она просила лаймовый пирог, кексы из черники и фруктовое желе. А ежели мне с вами возиться…
Тетя угрюмо пялилась в стену напротив, не слыша ни слова из причитаний экономки.
— Я знаю, — злостно шипела она. — Я знаю. Я проклята. Это все из-за нее. Все из-за нее! Никогда нам этого не простят. Это знак, что Совет все помнит!
— Да будет вам, госпожа Беатрис, — Марджи бросалась к ней в ноги, всплескивая руками. — Они же даровали нашему дому помилование! Вы же сами говорили, что они знают, что мы тут ни при чем были! Никогда не поддерживали идей тех… И отреклись от нее сразу…
Тетя, до этого рвавшая на себе волосы, вдруг замирала, сухие, как плети, руки безжизненно падали на подлокотники. Словно она вдруг обретала странный покой.
— Они помнят, — голос тети отдавал сырым холодом каменного склепа. — Помнят и никогда нам этого не забудут. И Майку, и маленькой, невинной Николь, и их детям придется всю жизнь расплачиваться за ее грехи! Мы прокляты! Прокляты… Не видать нашей семье покоя. НИКОГДА!
Ее голос трагически взвивался и замолкал. Она куталась в шаль, будто спасалась от повеявшего из-под земли могильного холода.