Слишком много и всегда недостаточно

Восстановление было долгим, и папа остался в Доме поправляться. Через год после операции его самочувствие улучшилось, но ему уже никогда не будет настолько хорошо, чтобы снова жить самостоятельно. Возможно, что отчасти причиной этому были финансы. Он снова начал работать у моего деда, но на этот раз в группе текущих ремонтов. Неудивительно что, кроме нескольких перерывов на реабилитацию, он никогда не переставал пить. Однажды он сказал мне, что один из его врачей его предупреждал: «Если ты выпьешь еще одну рюмку, она тебя убьет». Даже операции на открытом сердце оказалось недостаточно, чтобы его остановить.

В том году папа отмечал День благодарения с нами – впервые с тех пор, как вернулся в Нью-Йорк. Он сидел рядом со мной на бабушкином краю стола, бледный и худой как привидение.

Посреди обеда бабушка закашлялась. «Ты в порядке, мам?» – спросил папа. Казалось, что больше никто ничего не заметил. Пока она продолжала отчаянно кашлять, несколько человек на другом конце стола оторвались от тарелок, чтобы посмотреть, что происходит, но затем снова вернулись к еде.

«Пойдем», – сказал папа, взял бабушку под локоть и аккуратно помог ей встать. Он отвел ее на кухню, откуда начал доноситься шум какой-то возни и жутковатые утробные звуки, издаваемые бабушкой, пока папа проводил прием Геймлиха[35]; он этому научился, когда на рубеже 1960-х и 1970-х годов как волонтер работал водителем машины скорой помощи.

Когда они вернулись, раздались отдельные вялые аплодисменты. «Молодец, Фредди», – сказал Роб с таким выражением, как будто мой отец только что убил комара.

Присутствие Дональда стало ощущаться в Доме постоянно, даже если его там не было. Каждый раз, когда отец хотел пойти на кухню или обратно в свою комнату, ему нужно было пересечь полосу препятствий в виде обложек журналов и газетных статей, усеивавших стол в комнате для завтраков. Начиная с судебного процесса 1973 года имя Дональда не сходило со страниц таблоидов Нью-Йорка, и мой дед собирал все до единой статьи, где о нем упоминалось.

Сделка Grand Hyatt, над которой работал Дональд, когда папа вернулся в Дом, была всего лишь более сложной версией партнерства моего деда и Дональда, сформированного ими в 1972 году в Нью-Джерси. Grand Hyatt изначально стал возможен благодаря отношениям деда с мэром Нью-Йорка Эйбом Бимом. Помимо прочего, Фред щедро финансировал избирательные кампании мэра и губернатора штата Хью Кэри. В организации сделки помогала Луиза Саншайн, осуществлявшая сбор средств на избирательную кампанию Кэри. С целью закрепить договоренности Бим предложил ежегодную налоговую скидку в 10 миллионов на последующие сорок лет. Когда начался снос гостиницы Commondore, пресса Нью-Йорка, с подачи Дональда, постоянно представляла этот проект в виде его исключительно личной заслуги.

Возможно, для того чтобы преодолеть разрыв, расширявшийся между нами с тех пор, как он вернулся в Нью-Йорк, в мае 1981 года папа сказал, что хочет устроить вечеринку в честь моего шестнадцатилетия. Официальное открытие Grand Hyatt состоялось несколькими месяцами ранее, и папа сказал, что попросит Дональда разрешить нам воспользоваться одним из малых банкетных залов. Дональд, который, казалось, горел желанием блеснуть своим новым проектом перед семьей, с готовностью согласился и даже предложил ему скидку.

Несколько дней спустя папа рассказал о своих планах моему деду, когда мы все трое были в комнате для завтраков, с покрывающими стол вездесущими вырезками. «Фред, – раздраженно сказал он, – Дональд занят, ему не до твоей ерунды».

Подтекст был очевиден: Дональд – большой человек, он занимается важными вещами, а ты – нет.

Не знаю, каким образом, но в конечном итоге папе удалось провернуть эту затею. Моя вечеринка должна была состояться.

Большинство моих гостей уже явились, и я стояла в небольшой группе друзей, когда вплыл Дональд. Он подошел к нам и, вместо того чтобы поздороваться, развел руки в стороны и сказал: «Ну что, разве это не здорово?»

Мы все согласились, что это и в самом деле здорово. Я вновь поблагодарила его за то, что он разрешил нам воспользоваться гостиницей, а затем представила его всем.

«Ну и что вы думаете об этом вестибюле? Шикарно, не так ли?»

«Шикарно», – сказала я. Мои друзья кивнули.

«Никто другой не смог бы это потянуть. Вы только взгляните на эти окна».

Я было начала волноваться, что скоро дело дойдет до восхищения плиткой в туалетах, но он увидел моих деда и бабушку, пожал мою руку, поцеловал меня в щеку и, сказав: «Развлекайся, милочка» – пошел к ним. Мой папа сидел за пару столиков от них в полном одиночестве.

Когда я обернулась к друзьям, они все таращили глаза.

«Что это была за хрень?» – спросил один из них.