Слишком много поваров

Я прошел с ним в комнату, чтобы убедиться, что все тип-топ. Постель была разобрана, и разноцветные ковровые дорожки и прочая обстановка смотрелись ярко и привлекательно, ну а комната была достаточно большой, чтобы оправдывать хотя бы половину своей цены в двадцать баксов в день. Однако Вульф нахмурился, словно оказался в свинарнике.

— Мне помочь вам раздеться? — осведомился я.

— Нет.

— Принести графин воды из ванной?

— Я умею ходить. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, босс. — И я вышел.

В дверях меня остановил его голос:

— Арчи. Похоже, у мистера Ласцио был скверный характер. Как ты думаешь, мог ли он нарочно написать неправильные ответы, чтобы посмеяться надо мной и своими коллегами?

— Нет, что вы, как можно! Профессиональная этика, знаете ли. Мне, конечно, очень жаль, что вы наделали столько ошибок...

— Две! Шалот и шнит-лук! Иди отсюда, оставь меня в покое!

Да уж, в эту ночь знаменитый сыщик заснул счастливым.

5

На следующий день, в среду, в два часа дня я чувствовал себя не лучшим образом и был весьма недоволен жизнью. Это состояние было мне хорошо знакомо. Когда я ложусь слишком поздно или мой сон прерывают, то долго не могу прийти в себя, а сегодня произошло и то, и другое. Табличку «Не беспокоить!» я повесить забыл, и был вынужден встать и подойти к двери, когда в девять утра глупый коридорный осведомился, не требуется ли нам наполнить ванну или что-нибудь в этом роде. Я велел ему не возвращаться до заката. В половине одиннадцатого меня разбудил телефон. Мой приятель Барри Толман желал говорить с Вульфом. Я объяснил, что явление Вульфа миру произойдет исключительно по его желанию, и велел девушке на коммутаторе ни с кем больше не соединять вплоть до особого распоряжения. Несмотря на это, через час телефон вновь зазвонил и не умолк, пока я не поднял трубку. Это был Толман, и ему было просто необходимо переговорить с Вульфом. Я отвечал, что Вульф объявит себя в сознании только при предъявлении ему ордера на арест и обыск. На этот раз я проспал достаточно для того, чтобы ощутить и другие потребности. Поэтому я встал, умылся, побрился, оделся и позвонил заказать завтрак в номер, поскольку в сложившихся обстоятельствах не мог пойти поесть в ресторане. Я допивал третью чашку кофе, когда Вульф призвал меня громким воплем. Он явно был не в духе, потому что за десять лет нашей совместной жизни в Нью-Йорке он вопил всего трижды.

Вульф объявил, что хочет на завтрак, и я сделал заказ по телефону. Затем он выдал мне хорошо знакомые инструкции. До конца дня он не желал общаться ни с кем, кроме меня, неважно, по делу или нет. Дверь должна была быть закрыта для всех, кроме Вукчича, с объяснением, что Вульф занят, неважно чем. На телефонные звонки следовало отвечать только мне, потому что мне было известно все то, что и Вульфу (подобное признание он сделал впервые, и это весьма польстило моему самолюбию). Если мне окажется недостаточно свежего воздуха, поступающего через открытые окна, что будет глупо, но вполне вероятно, перед уходом я должен буду повесить на дверь табличку «Не беспокоить!» и взять с собой ключ.

Я позвонил, чтобы принесли доступные в этих краях свежие газеты, отдал две Вульфу, и удобно устроился на диване с остальными. В нью-йоркских, питтсбургских и вашингтонских ночных выпусках для пассажирских поездов убийство Ласцио упомянуто не было, но местный «Чарльстон джорнэл», издаваемый всего за шестьдесят миль отсюда, разразился огромным заголовком и небольшой заметкой на первой полосе.

Однако надеждам Вульфа провести этот день в тишине и покое не суждено было сбыться, и суровая действительность разбила принятые им предосторожности в пух и прах. Первое, самое незначительное вторжение случилось около двух часов дня, когда Вульф еще не разделался с газетами. В дверь постучали. Я приоткрыл ее и оказался лицом к лицу с двумя незнакомыми джентльменами не местного вида. Один, пониже и постарше меня, был смугл, худощав и подтянут, в ладном сером в елочку приталенном костюме с накладными плечами.

Другой, среднего роста и возраста, был лысоват, и взгляд его маленьких серых глаз словно провозглашал, что пытаться портить настроение его владельцу бесполезно, ибо оно уже безнадежно испорчено. Впрочем, разговаривал он вполне вежливо. Убедившись, что это номер Ниро Вульфа, он объявил, что его зовут Лиггет, а его спутника с накладными плечами — мистер Мальфи, и они желают видеть Вульфа. Я объяснил, что Вульф очень занят, и он торопливо вытащил из кармана конверт и вручил его мне. Я извинился за то, что заставляю их ждать в холле и вернулся в свинарник.

— Две особи мужского пола. Один ванильного цвета, другой — карамели. К вам.

Вульф и не подумал отрываться от газеты.

— Если бы один из них был мистер Вукчич, я полагаю, ты бы его узнал.

— Нет, Вукчича среди них нет, но один принес письмо, а этого вы не запрещали.

— Прочти.

Я достал письмо из конверта, отметил, что оно написано на именном бланке, и озвучил содержание:

7 апреля 1937

Нью-Йорк

Дорогой мистер Вульф!