Слой

— Это мне неизвестно. Может, где-нибудь ты и не родился. Или в детстве погиб. Или еще что. Но тех миров, где ты есть, тоже достаточно. Ну, не ты лично, не Костя-маньяк. Тени. Они разные. Одна из них — учитель географии. Хотя это в прошлом.

— Я ее... подмял под себя? Задавил интеллектом?

— Интеллектом? — хмыкнул Борис. — Вот «задавил» — это ты верно.

— А здесь что осталось?

— А ничего. Пустышка. Вы ее по очереди наполнять будете. Пока она не протухнет.

Константин покосился на французский комплекс — сволочные аппараты работали, без сбоев и могли продержать тело в полуживом состоянии довольно долго. Посторонние тени еще не раз влезут в эту оболочку, а сколько они успеют набрехать!.. Костя обозлился: ведь это же он, Константин Роговцев! Тело принадлежит одному ему — пусть с дырками в легких, с заштопанными кишками, с отказавшим сердцем... Но это его собственность!

«Географ мог бы сказать то же самое, — подумал он, остывая. — Кроме того, мразь, сдающая Ополчение, тоже — Константин Роговцев».

— Эй, ты, точка...

Борис заложил страницу пальцем и вопросительно посмотрел поверх книги.

— Ты ведь сюда попал не случайно, — сказал Костя. — Зачем? Поквитаться хотел?

— Не суди по себе. Мне здесь комфортно, вот и все.

— Служить в Гвардии?! — вскинулся Константин. — Да ты хоть знаешь...

— До фени, — перебил его Борис. — Искать справедливости — это для таких маньяков, как ты. Скольких ты ухлопал за свои тридцать лет? И все — во имя счастья.

— Тебя что, агитировать подослали?

— Это ни к чему. Здоровья у тебя — кот наплакал. Скоро отрубишься на сутки-двое, а место напарничек твой займет. Его агитировать не надо, он и без того барабанит исправно.

— Слушай, гуру хренов... Убей ты меня. Прошу! Давай договор: ты меня здесь кончаешь, а я тебя там хороню по-человечески. Перевезу на кладбище, крест поставлю. Честное слово! А хочешь памятник из мрамора? И гроб с золотыми ручками! А?

— Не мешай мне читать.

Костя уставился в потолок. Стенные плафоны рассеивали свет книзу, и подвесные панели были похожи на беззвездное небо. От нечего делать он промурлыкал несколько популярных мелодий и, все так же глядя вверх, сказал:

— Странно... Я жену свою встретил. Ее тоже... того. Представляешь, у них там кланы — горняцки, мануфактурный... черт-те что.

— Видал я этот мирок. Не слишком уютно.

— Ты там небось люмпеном каким-нибудь числишься, вот тебе и неуютно.

— А супруга твоя?

— В бригадирах ходила.

— Пока не грохнули, — спокойно добавил Борис.

— А где ты еще был?

— Шесть слоев посмотрел, потом надоело. Особой разницы нет.

— Все шесть — дерьмо?

— Нормально, — пожал плечами Борис. — Люди везде живут.

— Философия растения.

Борис не возражал, но и за книгу браться не торопился. Костя догадывался, что убиенный психолог чего-то от него ждет, — ведь неспроста же, в самом деле, он выбрал слой с Борисом-ментом, — но вот чего конкретно...

— И хочется и колется, да? — спросил Константин. — Надо поделиться своей гениальностью, а не с кем. Так поделись же, не томи душу!

— Рано тебе еще, маньяк. Может, потом как-нибудь. А может, никогда.

— Трудно это — сознательно перескакивать в другой мир?

— Переключаться, я так это называю. Все равно что галстук завязать. Элементарно — когда умеешь.

Он хотел сказать что-то еще, но из его угла неожиданно донесся короткий писк рации.

— Да?.. Понял. Отбой. Все, теряй сознание, — велел он Константину. — Сиделка идет.

— А спровадить нельзя?

— Я и так ее на час к подружкам отсылал. Заложит. А у меня выслуга, следующая звездочка на подходе.

Дверь открылась, и в палату вплыло светлое пятно. Костя настолько привык к темноте, что халат ему казался почти ослепительным.

— Больной в порядке? Воды не просил?

— Женщину требовал, — сказал Борис. — У него из всего организма только один орган уцелел.

— Половой? — хихикнула девушка. — А что, это мы можем.

Константин сквозь прищуренные веки заметил, как светлое пятно разделилось пополам — посередине осталось что-то гибкое, смуглое, с белым треугольником на уровне бедер.

— Гляди, реагирует! — воскликнула медсестра. — Нет, Борь, кроме шуток! Пульс участился! А теперь?

Халат заколыхался. Костя приказал себе не смотреть и не думать, но глаза сами собой выкатывались и лезли вперед. Девушка подошла вплотную, и он увидел, что белый треугольник болтается у нее в руке, а там, где он был...

«Отвернуться бы, — с тоской подумал Костя. — Так ведь не пошевелишься...»

— Мамочки! Борька! Это ж научная революция! У него давление подскочило!

— На тебя у всех подскакивает. Хватит над трупом глумиться, за это статья есть. Лучше иди сюда.

Сестричка развернулась и приблизилась к Борису. Костя наконец заставил себя зажмуриться, но заткнуть уши было невозможно, и ему пришлось выслушать все — от первого скрипа кожаного ремня до последнего «аааххххх», который девушка произнесла так, что он чуть не спрыгнул с койки.

— Как там наш больной? — спросила она, отдышавшись.

Из угла прошлепали босые пятки, и Константин ощутил склоняющееся над ним тепло.