Слой

Нуркин, не ответив, пошел переодеваться. Когда он вернулся — в шортах и замшевых шлепанцах, — Немаляев хмуро попивал сок.

— Я на ускоренной прокрутил, — сказал он. — Старого гриба можно было и не трогать.

— Ты все усек?

— Про Бориса — не очень. Кто такой? Что за теория? А особенно про перемещения. Это не шутка?

— Вот и выясним. Пусть работает на нас. Установи адрес и пошли туда кого-нибудь. Чтоб без шума.

— А если действительно?.. — неожиданно загорелся Немаляев. — Если можно самостоятельно переходить из одного слоя в другой!..

— На хрена? Нам бы здесь устроиться.

— Приземленный ты человек, Владя.

— Рано в небо взмывать, дорогой мой. Сначала здесь, на грешной, порядок наведем. А как жизнь наладится, тогда и помечтаем.

Нуркин поднял рюмку и, вдохнув аромат, блаженно прикрыл глаза. Немаляев наблюдал за ним со смешанным чувством любопытства и сожаления. Кажется, премьер искренне верил, что люди жаждут его порядка. На Родине он рассуждал рациональней.

Немаляев сдержанно улыбнулся и глотнул сока. Должность отца нации все еще оставалась вакантной, а конкурс был не таким уж и большим — двое на одно место.

* * *

Константин оторвал голову от подушки и пригляделся.

— Ты, не спишь? — шепотом спросил он. Человек, сидевший за столом, был почти не виден. В зеленоватом мраке дежурного освещения угадывался лишь короткий ежик стальных волос и твердый подбородок, но этого было достаточно. Борис отложил книгу и, зевнув, сделал несколько энергичных махов локтями.

— Я на службе, маньяк.

— Не называй меня маньяком.

— Слово «киллер» мне не нравится, а остальные тебе не идут.

— Брось. Ты все понимаешь.

— Стечение обстоятельств, — печально покивал Борис. — Никто не виноват. Конечно. Морозовой звонить?

— Ты спятил?

— А что? Другая тень стучит — успевай записывать. Человек сто уже по его наводке прихватили. Ополченцы, сочувствующие... Конспиративные хаты, склады оружия, снайперские точки... Члены правительства, разумеется. Эти первыми пошли.

— Какая тень? О чем ты? Тот, который раскололся? Он — моя тень?!

— Не твоя. Вообще ничья. И ты — тоже. И я. Все.

— Так не бывает.

— Валенок... — пренебрежительно бросил Борис. Затем взял книгу, но тут же захлопнул. — Валенок, вот ты кто! Тебе такая удача выпала — один шанс из... из каких-то триллионов! Не триллионов даже — из бесконечности! Ты избранный. И вместо того, чтобы осознать себя частью...

— Подумаешь, — буркнул Костя. — У нас этими избранными уже все психушки забиты.

— Началось, да? — обрадовался Борис. — Ничего, с больницами горячка прекратится. Разберутся и выпустят. Потому что поймут: это не болезнь. Это — прозрение!

— Слушай, а ты не мог бы ту тень как-нибудь того?.. — буднично спросил Костя. — Слишком она болтливая.

— Ты напрасно говоришь о ней в третьем лице. Она и есть ты, только из другого слоя. А тело у вас общее. Вернее, у каждого собственное — в разных слоях, но здесь вы делите одно.

— В смысле, на этой кровати то я проснусь, то он? Как же ты нас различаешь?

— Проще простого. Та тень со мной не здоровается. Она хоть и падаль, а горла мне не резала.

— Опять за свое...

— За свое, Костя, за свое. За то, что ты у меня отнял — раз и навсегда.

— Ты ведь живой. Ни шрама, ни царапины.

— Хочешь посмотреть, какой я живой, — загляни в багажник «Форда». Ах да, вы же меня закопали. И где?

— В лесу под Фрязино, — потупился Константин.

— Подонки... А машина? Так на ней и ездите?

— Помыли, — ответил Костя, кусая губу. — А за деньги спасибо, они нам пригодятся.

— Гуляйте, маньяки...

Борис поднялся и, бесшумно пройдя по палате, приоткрыл дверь. На пол легла полоска белого света — длинная, до самой стены. До угла, где, осторожно прислонившись к кафелю, стоял «АКСУ».

В коридоре слышались шаги часового, неторопливые, как тиканье ходиков. Где-то хохотали медсестры, но это уже совсем далеко, скорее всего на нижнем этаже. Больше — ни звука.

Старший лейтенант Черных перекинулся с охранником парой необязательных фраз и вернулся к столу.

— Борис... — нерешительно молвил Костя. — Эти тени... ты тогда говорил, что их много. Меня, тебя... Как мы все?.. И где?

— Школьный курс геометрии помнишь? — строго спросил Борис.

— В общих чертах...

— Сколько на прямой помещается точек?

— Сколько угодно.

— Правильно. А на плоскости — прямых? А этих самых плоскостей в пространстве?

— Ну, ясно, развивай дальше.

— Теперь вообрази пространство с четырьмя координатами. Сможешь?

— Я постараюсь.

— Не тужься, это в голове не укладывается. Но допустим, оно существует...

— Точно существует или «допустим»?

— Неважно. Важно вот что: если бы оно существовало, то наших трехмерных миров в нем поместилось бы бесконечное множество.

— Слоями?

— Слоями, кирпичиками — уж не знаю, как они там сложены. Но это голая идея, пощупать ее невозможно. Точки ползают по прямой и не видят, что рядом нарисована такая же прямая.

— Но иногда на нее перепрыгивают?

— Перепрыгивают, — подтвердил Борис. — Не веришь — позову Морозову, которую ты казнил.

— Верю, — вздохнул Константин. — Значит, миров много и все — похожи? И в каждом я живу?