Слой Ноль

Отложив нож, Мухин налил Люде компота и протянул вазочку с хлебом. Через мгновение в комнату влетела мать — в забрызганном фартуке, с недомытой тарелкой в руках. У нее за спиной маячила пьяненькая подруга.

— Юр, что случилось-то?..

Виктор и Люда безмятежно кушали «оливье».

— Молодцы, дети, молодцы, — растрогалась мама. — Витенька, покорми Людочку как следует, ей же уходить скоро.

— Скоро, — подтвердил Мухин.

— Шустрова! Твой Витька с ножиком на меня бросался!

— Юр, ну что ты... Ты бы со всеми на улицу... подышал бы.

— Да я как стекло, Шустрова! Ножик видишь? Вот с ним он и бросался! И в ванной он еще с этой... с невестой своей... Надо еще прове-ерить, что они там!..

— Глохни, падаль... — процедил Мухин. — В натуре, ведь кастрирую.

— Все, я ухожу, — сказала Люда.

— Я с тобой.

Виктор прорвался мимо ошарашенной матери и быстро переобулся. Он подозревал, что все закончится либо так, либо еще хуже. Он слишком отвык быть чьим-то сыном. Он давно уже был не сын, а просто Витя Мухин — сам по себе. Он только жалел, что перед уходом не увидит отца, не попрощается так, как хотел бы попрощаться. Но батя ушел за водкой для Юрия и других оглоедов.

— Людочку проводи, и сразу же домой, — сказала мать строго и многозначительно.

— Я сейчас вернусь, — ответил Мухин, плотно закрывая дверь. — Тебе не кажется, что нас здесь уже не должно быть? — спросил он у Люды.

— Кажется, — мрачно ответила она. — Уже минут пятнадцать, как не должно. Подождем еще.

— А потом?

— Потом... — Она грустно посмотрела на сырое пятно возле лифта и на закопченный какими-то умельцами "отолок. — Потом мы будем здесь жить. Наверно, это что-то там... что-то с нашими телами. Значит, мы остаюсь в этом слое.

— Подождем еще немного... — сказал Виктор. — А Сан Саныч?.. Шибанов?..

— Здесь они не те. Мы два года друг друга искали. Два года, чтоб собраться в одном слое...

— А таблетки?

— Нас ведь и без таблеток иногда перекидывает.

Внизу, скрипнув пружиной, грохнуло парадное. Зазвучали какие-то возбужденные голоса, среди которых Мухин расслышал и отцовский. Только теперь он не знал, радоваться ему своей задержке или огорчаться. Настоящий смысл Людиных слов дошел до него не сразу, а спустя пару секунд. И этот смысл был пугающе прост: не нравится жизнь — умри.

Лифт был занят, и они направились по лестнице пешком. Навстречу, благо третий этаж — не десятый, поднимались посвежевшие гости. Виктор, почти не различая лиц, каждому что-то рассеянно объяснял, а сам не переставал искать отца.

Папа, отягощенный хозяйственной сумкой, шел позади и толковал с каким-то мужчиной. В сегодняшнем сабантуе это был персонаж новый. Мухин почувствовал, что тонкая ладошка из его руки медленно выскалзывает.

Людмила остановилась и, привалившись к стене, захлопала ресницами. Виктор снова посмотрел на отца и ничего особенного...

—Он...

—Что?

— Он... — выдавила Люда и показала пальцем на батиного спутника.

Мужчина выглядел лет на пятьдесят — вероятно, тоже из сокурсников. У него был по-американски твердый подбородок и какие-то неприкаянные, беззащитные глаза.

— Привет, ребята, — добродушно произнес незнакомец.

— Он... — в третий раз молвила Люда. — Это Борис...

Глава 14

— Курочки у меня хорошенькие, кролей сотня с лишком, этой весной еще поросят завел... — хвастал Борис, и все почему-то верили.

Ногти у него были холеные, словно у дантиста, да и лицо для деревенского жителя казалось бледноватым, но врал он, надо признать, складно. В основном — про Дальний Восток, путину и водолазные работы.

Виктор и Люда, как порядочные дети, толклись рядом и слушали. Борис изредка косился в их сторону и будто говорил взглядом: «Сейчас, ребята, сейчас. Еще пару телег прогоню, и займемся делом».

Для того чтоб нормально вернуться домой, Мухину пришлось извиняться и перед матерью, и перед Юрием. Вроде утряслось — списали на переходный возраст и временное помутнение. Людмила чмокнула старого похабника в щеку — за это он вынес из ванной пустую бутылку и приобщил ее к длинной шеренге под столом. Мама с присутствием чужой девушки постепенно смирилась и уже раздумывала, как бы ее половчей припахать на кухне.

Наконец Борису надоело трепаться, и он, взяв портфель из кожзаменителя, магическим жестом открыл замочки.

— Внимание!.. — Он эффектно извлек на свет два литровых пузыря, беленький и красненький. — Але-оп! Собственного разлива. Такого, господа, вы еще не пробовали.

— Самогон? — спросила мать.

— Дамам предлагается наливочка. Сливовая, по старинному рецепту. Я с одним дедушкой шифером поделился, а он мне — технологию приготовления. Способствует омолаживанию организма и восстановлению некоторых функций, — игриво сообщил Борис, — в том числе и тех, что были ему несвойственны даже в юности. Отказ, товарищи, приравнивается к саботажу.

Мухина от этого словоблудия уже подташнивало, но Люда подавала ему знаки, чтоб сидел тихо и не возникал.

— Я наливочки выпью, — сказал, почесав ухо, Юрий.