Сломанная головоломка

Впрочем, особо Вера Кирилловна ему все равно не доверяла. Как-то не заслуживал тот пока полного доверия — «согласен!» он, видите ли, признает мою правоту — а зубы, тогда, почему, бывает, болят?! То-то. Сначала пусть зубы не болят, а потом уже — соглашайся. Ишь! Видите ли, он согласен! Еще бы! Как же с этим-то не согласиться?!..

Но, все-таки, поговорить вот так было приятно. Особенно, если монетка настоятельно советовала сделать не так-то, а, наоборот, как-нибудь этак: и получалось — что-то хорошее!

Тогда Вера Кирилловна незаметно гладила рукой что-нибудь попавшее под руку — все равно что, — благодарила. И не только за хороший совет через монетку, а и вообще — за все хорошее, что с Верой Кирилловной происходило.

А однажды, в хорошем настроении, после удивительно удачного дня, Вера Кирилловна даже расцеловала подушку. Всю исцеловала, истискала, так хотелось свои чувства выразить — не знала, что еще придумать хорошего. Хотелось чего-то такого, такого!.. Бросить окурок не мимо, а прямо в урну, старичка в автобус подсадить, поцеловать кого-нибудь незнакомого… Но под рукой была только подушка, и Вера Кирилловна в ее лице весь мир просто от всей души благодарила, обещала ему и дальше не подводить, тискала нежно- нежно.

Ей часто хотелось — когда она сидела на корточках у холодильника чтобы все наконец стало хорошо. Чтобы уровень жизни повсеместно вырос, все границы чтоб открылись и исчезли, все преступники прочли хорошие книжки и исправились, чтобы никто ни на кого по недопониманию не обижался, и уж ни в коем случае — не злился, чтоб все сразу прощали друг другу ошибки. И чтобы — если кто соберется-таки умереть — никто из-за этого не расстраивался. И землетрясений чтоб не было, и тормоза чтоб не отказывали. Вера Кирилловна сидела тогда в углу и объясняла все это, втолковывала, втолковывала…

Ни в коем случае не просила! Объясняла. Что ведь так — действительно лучше. Убежденно и обстоятельно, старалась изо всех сил…

«И тогда, — говорила Вера Кирилловна, — всем вместе еще что-нибудь такое можно было бы залудить! Ух! Куда там Марксов коммунизм, куда там философу Федорову с его программой воскрешения предков! Никакого буддистского просветления уже не нужно будет. Царство божие на земле? Пфф… Пожалуйста! Бери больше! Еще больше!!!»

Сердце у Веры Кирилловны начинало колотиться, по спине бежали мурашки, дыхание от восторга перехватывало.

Счастливая (хотя, вроде бы, и не от чего было…), она закуривала, пила чай, улыбалась, глядя из окошка вдаль.

Но особенно обалдела однажды Вера Кирилловна от неожиданной идеи о том, что сама-то она тоже — для кого-то — холодильник!

Когда, стоя в толпе, мешает кому-нибудь, кому очень нужно, пройти, или, например, покупает перед самым носом у кого-нибудь что-нибудь последнее, очень ему нужное.

Для кого-то она, Вера Кирилловна, своей личностью может олицетворять то самое «другое», «не-Я», с кем сама она выясняет отношения в углу у холодильника. Вытащил ведь кто-то у Веры Кирилловны кошелек, так за это кому прежде всего досталось? Холодильнику поганому. Точно так же и сама Вера Кирилловна может, сама даже того не осознавая, выполнить по отношению к кому-нибудь роль руки судьбы. Бросит, к примеру, банановую корку, кто-то ногу и сломает…

И что, спрашивается, из этого следовало?

Из этого следовало (помимо, конечно, довольно приятного ощущения собственной богоподобности), что для того, чтобы убедить в чем-то эту бестолочь-бога из холодильника, надо просто-напросто всех-всех-всех-всехвсех вокруг — которые ведь тоже, каждый, как и Вера Кирилловна для кого-то, холодильники — в этом убедить. Всех вокруг.

И тогда каждый, как Вера Кирилловна, будет бросать окурки точно в урны, уступать всем дорогу и подсаживать старичков и старушек в автобусы. И когда у Веры Кирилловны заболят зубы — примчится добрый врач, сделает укол и вылечит. А если будет занят, то извинится, пообещает поскорее освободиться и порекомендует по телефону полоскание. И кассир в кассе — лишь бы только не расстроить — продаст билет в кино, если окажется, что у Веры Кирилловны чуть-чуть не хватает денег — с радостью подождет до следующего раза («Гляди-ка! А ведь я для нее был сейчас чем-то вроде доброго бога!» тихонько порадуется кассир, глядя на радостно удаляющуюся Веру Кирилловну). Да деньги-то — и не нужны будут! Все будут честными. Хотя нет — это уже коммунизм какой-то получится. Деньги нужны будут обязательно! Чтоб не сбиться, не забыть — вот, мол, эти десять бумажек кассиру, а эти три — за вчерашний обед, очень вкусный был суп. Знаете, пожалуй даже четыре — уж очень вкусный. Приносишь кассиру бумажки — он радуется: чуть было за делами не забыл, что вчера еще одно доброе дело сделал, спасибо, бумажки напомнили. Деньги станут не выражением чьего-то затраченного труда, или какой-нибудь там потребительной стоимости, а степенью благодарности. Вот как я вам благодарен! А я вам — во-о-от как!.. Спасибо!!! И вам спасибо!