Сломанная головоломка

— Я знаю, много лишних ассоциаций вызывает этот человек у каждого из нас, — полковник Винокуров нервно вытер лоб платком. — Я, например, вспоминаю, как сам выковыривал глаза на его фотографии в школьном учебнике. Но теперь — здесь, сейчас, все мы — видим его, как бы это сказать… другим… И именно этому — уметь во всем видеть хорошее, этому — с вашей помощью, славные мои! с вашей, сестрички, с вашей, братья! — научил меня этот очень необычный человек…

Полковник Винокуров сдернул покрывало.

— Здесь ему лет тридцать, — сказала Галя.

— А нет где-нибудь его детской фотографии?.. На которой он просто еще он сам, и больше пока никто. Кто-нибудь видел?.. — спросила Оля, глядя на портрет.

Антон Васильевич пожал плечами, не отрывая взгляда от прищуренных глаз на портрете, серых, чуть голубоватых, улыбающихся сквозь продолговатые стекла очков без оправы.

— А!.. А!.. А! — отчетливо раздалось в наступившей тишине.

— А!!! — такого счастливого голоса Антон Васильевич не слышал раньше никогда.

Все в зале захохотали, зааплодировали.

Смущенный Захар Тимофеевич поднялся, помахал всем ручкой, потом с силой выбросил вверх сжатый кулак и подпрыгнул.

Нина встала, поправила одежду, чопорно поклонилась. Захар Тимофеевич обнял ее за плечи, поцеловал, пожал руки нескольким соседям. Подмигнул издалека Антону Васильевичу. Зал аплодировал стоя.

Утирая слезы, Оля, сквозь смех, сказала: — Старички себя еще покажут… Есть еще порох в русских селеньях…

— Лаврентьичи! Лаврентьевны! — сказал, перекрывая шум в зале, полковник Винокуров. — Можно я вас теперь так буду называть?.. — и, переждав очередной взрыв хохота, продолжил: — Я сам, — он опять засмеялся, — давно не смеялся так много, так светло, как сегодня. Что может быть лучше, чем смех? И сколько мы еще с вами посмеемся!.. — он перевел дух. Есть, правда, еще и одно-два серьезных дела… Россия ждать больше не может!

Оля вдруг подергала Антона Васильевича за рукав — сказать что-то важное. Он взглянул на нее. Касаясь губами его уха Оля тихонько прошептала:

— Я тебя люблю. Браток… — и улыбнулась.

— Дык. Ты ж сестренка мне, Оленька!.. — ответил Антон, глядя в ее улыбающиеся зеленые глаза.

— …два последних объявления, дорогие мои соотечественники, и я заканчиваю. Первое — официальное. Еще одна секция образована. Угадайте какая! Ну? Философская! Общая тема — Российская философия всеединства на современном этапе. Заинтересовавшиеся вот, к Володе Соловьеву. Второе объявление — лично от меня. Приглашаю всех в гости — на Алтай, в Бурятию. В горы! — он раскинул в стороны руки. — Чудесные места, природа дикая. Древние монастыри. Буддисты всюду бродят! Все приезжайте! Земляки мы, в конце концов, или так, просто родственники?!..

— Едем, Оля?.. — спросил Антон Васильевич. — Галя?..

— Да все, я думаю, теперь поедут, — засмеялась Оля. Галя кивнула. А потом — еще куда-нибудь! Мы теперь вместе… — Оля и Галя, не глядя друг на друга, одновременно положили головы на плечи Антона Васильевича. — Одна бо-о-ольшая семья… Да?

Галя засмеялась.

Лаврентий Павлович удивленно — и чуть виновато — смотрел с портрета на все это безобразие.

О СУЩНОСТИ КАРМЫ

— А что такое карма? — сонно спросила Люся, кутаясь в одеяло. Митя выключил свет, влез к Люсе под одеяло, подумал и сказал:

— Карма, если попроще, это все плохое, что человек сделал в жизни. Память об этом плохом. Только не просто воспоминания: можно сейчас вспомнить что-то, а через минуту вспомнить уже не свой плохой поступок, а совсем другое. А вот если человек просто знает, что при случае сможет вспомнить какие-то свои плохие поступки, мысли — значит есть у него эта самая карма. А тот, кто, как бы ни старался, не сможет вспомнить — у того нет. Это святые. Будда, например. Он от кармы свободен.

— Так он же до того как стал Буддой всяких дел наверняка наворотил. Значит мог все это вспомнить! — возмутилась Люся — Неправильный пример…

Митя задумался. Потом сказал:

— Наверное тут дело в просветлении. Просветление — это как новое рождение. До просветления не считается. Он ведь как освободился от кармы? Когда просветление наступило. Как бы заново начался отсчет кармы. Начался, а считать уже нечего было. Понимаешь?.. После просветления то плохое, что было — уже ну никак не вспоминается, на то оно и просветление. А нового плохого просветленные тоже не делают. По определению. Просто не могут. Понимаешь?

Люся ничего не ответила. «Спит!» — догадался Митя. — Ты уже спишь, что ли?..

«Вот сейчас возьму и просветлюсь! — подумал Митя, тихонько переворачиваясь на спину. — Карма? Ха-ха! Я ведь согласен с четырьмя благородными истинами, с каждой: первая — согласен. Вторая? Тоже ведь согласен…»

— Кто Вы?!. - испуганно теребила его Люся за плечо. Светало. — Что Вы тут делаете?!! — и увидев, что он открывает глаза, испугано взвизгнула: — Мама!..

Митя нежно улыбнулся: — Не тревожься, милая девушка! Я не причиню тебе зла!