Сломанное сердце

Оглядываюсь – а он заруливает прямиком в аудиторию, откуда мы только что вышли. Делаю по инерции еще пару шагов, потом, не знаю зачем, разворачиваюсь и возвращаюсь. Останавливаюсь у дверей и не могу решиться, как быть дальше. Понимаю же, что будет крайне тупо, если я сейчас туда зайду. Ну, допустим, зайду и что? Молча встану и буду на них пялиться? Или ещё лучше – спрошу, что ему надо? Капец какой-то! И в то же время не могу заставить себя уйти. Ещё и прислушиваюсь, как этот бородатый хрен бубнит из-за двери:

– …диджей Смелл… дико популярный сейчас у молодежи… всего один концерт в следующую среду… у меня как раз два билета… там, кстати, и само место крутое. В смысле, не просто толкотня, а столики, как в ресторане… Соглашайтесь, Лерочка! Развлечемся…

Тут я не выдерживаю. Уже не думаю о том, как это будет выглядеть, тупо или нет. Распахиваю дверь и вваливаюсь в аудиторию.

Карлсон одергивает руку. Значит, касался ее! И он позволяла.

Поглядывая на меня, спрашивает:

– Ну что?

Я не свожу взгляда с Леры и мысленно прошу: «Да пошли его наконец!».

Но Лера любезно улыбается Карлсону и говорит:

– Я подумаю, Игорь. Обещаю, что подумаю. Мне надо посмотреть, буду ли свободна.

– Так вечером же.

– Давайте позже поговорим.

Он снова бросает взгляд в мою сторону, мнется, топчется, затем, не скрывая досады, идет к двери, пробормотав напоследок:

– Ну ладно, Лерочка, жду.

Наконец он сваливает. А я медленно подхожу к столу, за которым Лера так до сих пор и стоит со своим портфелем. Только теперь тоже на меня смотрит, слегка прищурившись.

А у меня внутри всё бурлит и клокочет, будто по венам не кровь, а кипяток бежит.

– Это что тут сейчас было?

Она вскидывает брови:

– Ты ничего не перепутал? Это что за допрос?

– Это называется «мы просто коллеги»? Или вы, Валерия Сергеевна, со всеми коллегами ходите на свидание?

– Это мое личное дело – с кем и куда мне ходить. Тебя это вообще не касается. Кто ты такой, чтобы мне подобные вопросы задавать? Опомнись, мальчик. Я – твой преподаватель. А ты – всего лишь студент. Субординацию соблюдай. Ясно? Всё, свободен.

Меня раздирает в клочья от ее слов, от всей этой ситуации, от собственной беспомощности, от того, что не могу ничего изменить.

– Ясно. Я – всего лишь студент. А он – всего лишь коллега. И он тоже просто для секса? А он в курсе, что ты замужем?

Она вспыхивает на секунду, потом цедит зло:

– В курсе.

Ну, охренеть!

– А муж твой? Он у тебя куколд или что? О, или он не в курсе твоих развлечений? – выпаливаю на одном дыхании всё, что терзает, всё, что внутри болит. И ощущение такое, будто мчусь на полной скорости к обрыву, еще несколько секунд и неминуемо погибну.

Лера испепеляет меня взглядом. Впрочем, и я её тоже. Потом произносит сухо и жестко:

– Пошел вон.

На автомате выхожу из аудитории. В голове больше ни единой мысли, одна сплошная чернота.

36. Артем

Иду по коридору, не видя ничего перед собой, как слепой. На кого-то натыкаюсь, раз, второй, третий. Слышу в спину окрики. Но не оглядываюсь, двигаюсь вперед как на автопилоте до самого конца. Останавливаюсь у окна. Дальше идти некуда, и ощущения у меня такие же – тупика и полной безысходности. Как будто я все это время бешено ломился в запертую дверь, а когда она наконец открылась – за ней оказалась пустота. Или пропасть.

Можно было бы наплевать и жить как раньше, только как это сделать? Как хотя бы не думать о ней, когда у меня все внутренности выкручивает?

Я прижался к ледяному стеклу лбом и ладонями. Стиснул челюсти до боли. Расхреначить бы это стекло, чтобы грохот, звон, кровь, боль… А ещё лучше – не стекло, а рожу этого бородатого Карлсона.

Чувствую, меня кто-то тычет в плечо.

– Артём, – слышу за спиной тонкий голосок.

Да кто там еще лезет?

– Что надо? – отзываюсь грубо. Таким тоном только на хер посылать.

Оборачиваюсь – а это девчонка с экономического, с которой я в театр тогда ходил. Как там её? Вера, вроде. Да, точно Вера.

Она моргает растерянно и пятится. Надо бы извиниться, она-то уж точно не при чем и моего хамства не заслуживает. Но меня так корежит, что я тупо не могу и слова сказать нормально. Не то что по-дружески, а хотя бы спокойно. Ну и физиономия у меня, наверное, такая же – не подходи, убьет. Потому что она пятится и пятится, а потом убегает.

Ладно, позже позвоню, извинюсь.

* * *

Когда приезжаю домой, мама с отцом вдруг делают вид, что всё зашибись. Наверное, сменили тактику. Потому что до этого вели себя так, будто дома у нас лежит умирающий больной. Точнее, будто я и есть этот умирающий больной. Ходили тихо, говорили тихо, даже Ксюшку одергивали, когда она ко мне липла: «Не лезь к Тёме, у него сейчас сложный период».

Это мамина затея. Теперь решили, видать, отцовский подход испробовать. И как только я захожу, сразу берут меня в оборот и так на весь день: сделай то, сделай это, помогай сестре с уроками, помогай отцу в гараже.