Сломанные вещи

– Нет, Миа, нет. – Оуэн разворачивается на своем сиденье, чтобы сесть лицом ко мне, и раздувшийся пузырь в моей груди лопается, окатывая волной холода. – Эти зацепки никуда не ведут. Все это было просто выдумкой – неужели ты этого не понимаешь? И остается просто выдумкой. – Он кажется мне сейчас человеком, которого я почти не знаю, – новые жесткие линии, которые изменили его лицо, новые губы, растянутые в тонкую линию, это уже не мой Оуэн, не тот великолепный бесшабашный мальчик, мальчик, созданный для того, чтобы взмывать ввысь, вращаясь в свете рампы, от того Оуэна не осталось и следа. – Мне жаль, – говорит он.

Я чувствую, как к глазам подступают горючие слезы. Я опускаю взгляд и смотрю на свои колени, на руки, сжатые в кулаки.

– Тебе жаль, – повторяю я, и Оуэн вздрагивает, как будто считал, что разговор уже окончен и теперь удивляется тому, почему я все еще сижу в его машине. – Тебе жаль. – Я подавляю слезы с помощью гнева, охватывающего меня, вызывающего покалывание в теле, пробуждающего ото сна. – Ты уехал. Ты выбрался отсюда. Надо же, в следующем учебном году ты едешь учиться в Нью-Йоркский университет. А ведь это был университет, где собиралась учиться я.

– Ты это всерьез? – Оуэн хмурится. – Мы всегда говорили о том, что поступим в Нью-Йоркский университет.

– Это я всегда о нем говорила. Это я собиралась в него поступать. – Собственный голос звучит непривычно для моего уха – он холоден, суров. – И вот возвращаешься ты на своей крутой тачке со своим фальшивым британским выговором…

– Перестань. – Оуэн выглядит задетым и из-за этого на несколько секунд становится похожим на себя прежнего.

Но уже поздно. Я не могу остановиться.

– Мы были заживо похоронены здесь, неужели ты не понимаешь? Мы задыхались. И ты воображаешь, будто можешь исправить это, сказав, что тебе жаль? Тебе плевать на то, что ты мог бы нам помочь, тебе плевать на… – Я заставляю себя замолчать, прежде чем продолжить, сказав: на меня. Слезы уже подступили к моим глазам, рыдания комом стоят у меня в горле, грозя вырваться наружу. – Как ты смеешь появляться после стольких лет и притворяться? Это ты играешь в выдуманные игры. Ты – ты сказал мне, что любишь меня. Но это не так. Ты не умел любить. – Я не собиралась этого говорить, но вот сказала. Слова, как вирус – никогда не знаешь, сколько бед они могут причинить, когда вырвутся наружу.

Оуэн уставился на меня, и я так зациклена на том, чтобы удержаться от слез, что не сразу понимаю, что он смотрит с жалостью.

– Я любил тебя, Миа.

Любил. Прошедшее время. То же самое, что больше не люблю.

Я выхожу из машины, не плача. И не говоря прощай, хотя именно это я и имею в виду.

МИА

Тогда

Я тогда училась в шестом классе и гуляла вместе с Оуэном, споря о том, приведет ли в конечном итоге искусственный интеллект к уничтожению человечества (он: да, и слава богу; я: нет, никогда), и отмахиваясь от гусениц, падавших с деревьев на дорогу, словно громадные мохнатые желуди – в тот год развелось великое множество гусениц, это было как-то связано с сокращением местной популяции летучих мышей – когда Оуэн внезапно замолчал на полуслове.

– О-о, – произнес он.

Я даже не успела сказать что случилось? К тому времени, когда я взглянула на него, он спокойно стоял, запрокинув голову и держа ладонь у носа, а сквозь его пальцы текла кровь, такая ярко-красная, что она была похожа на краску.

– Это нормально, – глухо сказал он. – Это случается то и дело.

Но я уже стаскивала с себя любимую толстовку – мне было все равно, что она моя любимая, все равно, что мать теперь убьет меня, я не думала ни о чем, кроме Оуэна и всей этой крови, о том, что на моих глазах из него вытекает столько крови – и о том, чтобы держать скомканную толстовку, прижимая ее к его лицу и говорить: «Все будет хорошо», хотя из нас двоих боялась только я, пока стояла и глядела, как моя толстовка покрывается похожими на бабочек пятнами.

Одри, Эшли и Эйва стояли, дрожа на внезапно подувшем ветру, и смотрели, как Грегория уходит в лес вместе с Фантомом. Им показалось, что в какой-то момент Фантом наклонился, чтобы шепнуть ей что-то на ухо. Затем они оба просто исчезли из виду…

Из «Пути в Лавлорн» Джорджии С. Уэллс

МИА

Наши дни

– С тобой что-то случилось? – спрашивает Бринн. Я собираюсь откопать мой старый список способов, посредством которых слова могут превратиться в ложь, и внести в него кое-какие поправки. И не даю себе труда ответить.