Сломанные вещи

– Всего несколько вопросов. По поводу вашего личного опыта, маршрута автобуса и как вам работается с детьми.

– Работалось, – поправляет его мистер Хэггард. – В прошлом году я ушел на покой.

– Хорошо, – говорит Оуэн. – Как вам работалось с детьми?

Хэггард поворачивается ко мне и улыбается. Я чувствую себя муравьем под лупой.

– А почему бы тебе просто не спросить этих девушек? Уверен, вы отлично помните ваш старый автобусный маршрут.

– Вы… вы помните нас, – заикаясь, выдавливаю из себя я.

Его улыбка становится грустной.

– Конечно, помню. Вы были как три мушкетера. Вы и третья девочка, Саммер. Какой ужас, что с ней приключилось такое. – По тому, как он это говорит, нам становится совершенно ясно, что он не считает, будто мы причастны к этому делу.

Я мысленно посылаю Оуэну и Миа послания, сводящиеся к тому, что нам надо убраться отсюда и оставить мистера Хэггарда и его внучат в покое.

Но, по-видимому, до Миа мое послание не доходит, и она выпаливает:

– Простите нас, мистер Хэггард. Мы вас обманули. Мы здесь не для проведения сравнительного анализа. Мы пришли по поводу Саммер. Мы пытаемся выяснить, что в действительности с ней произошло.

Забудем про землетрясение. Будем надеяться, что слетевшая с головы его внучки тиара сейчас со свистом влетит сюда и обезглавит всех нас.

– Понятно. – Хэггард чешет лысеющую голову. – Правда, я не уверен, что от меня может быть какая-то польза…

– Но вы – вы ее помните? – Раз уж мне все равно прямая дорога в ад, можно по крайней мере сделать что-то, чтобы по-настоящему это заслужить.

– Само собой. Я помню всех детишек, которых возил. Я водил школьный автобус сорок лет и знал маршрут как свои пять пальцев.

– А вы выросли в Вермонте? – спрашивает Оуэн, и я понимаю, что он думает о Сент-Луисе.

– Да, и родился, и вырос, – отвечает мистер Хэггард и хлопает себя по животу. – Здесь мы выходим крупнее, верно? – Но тут его улыбка опять гаснет. – Она была та еще штучка. Могла напакостить. – Затем, словно вспомнив, с кем он говорит, он встает с табурета. – Но вам это, вероятно, было известно, да? Я всегда ее жалел.

Миа бросает на Оуэна взгляд, смысл которого нет времени разгадывать.

– Почему? – спрашиваю я.

– Она казалась одинокой, – говорит он. – Даже когда была со своими подружками, с вами двумя, она казалась одинокой. Потерянной, понимаете?

Одинокая. Потерянная. Эти слова сильно напоминают пассажи, где говорилось о Фантоме. Может, сама Саммер и была Фантомом? Мне никогда не приходило в голову, что Саммер может быть одинока, никогда, ни разу. Но тут я вспоминаю ту ночь, когда она влезла в окно моей спальни, то, как в лунном свете выступали ее ребра, слезы, попадавшие мне в рот, даже когда мы целовались.

Никто меня не любит, повторяла она снова и снова. Ее грудная клетка судорожно вздымалась под моими ладонями. Никто, никто, никто.

Может быть, мы ошибались насчет всего? Может быть, в реальной жизни не было никакого таинственного Фантома, который сблизился с ней и начал вешать лапшу на уши. Может быть, она все-таки написала эти страницы сама. Может быть, в лесу ей повстречался какой-то псих и просто воспользовался подвернувшимся шансом.

В кухню стремглав влетает громко плачущий маленький мальчик со следами травы на коленках и красным сморщившимся лицом. Он тянет к мистеру Хэггарду ручки.

– Дедушка, дедушка! – кричит он.

– В чем дело, Грегг? – Хэггард кладет морщинистую руку на голову малыша. Я делаю последнюю попытку, пытаясь представить себе, как эта самая рука держит нож и раз за разом втыкает его в шею и грудь Саммер. Но мой мозг просто отказывается это принять.

Через несколько секунд к Греггу сзади подходит женщина, впустившая нас в дом, и тянет его в сторону.

– Честное слово, Грегг, с тобой не случилось ничего страшного. Просто упал, и все. И ты же знаешь, дедушка не может поднять тебя на ручки. – Она поднимает его, целует в лоб, закатывает глаза и уносит малыша во двор.

– Грыжа межпозвонкового диска, – выдает Хэггард, кладя руку на спину и строит гримасу, словно говоря: старость – не радость. – Я как-то упал и расшибся, когда мои собственные дети были совсем еще маленькие. И с тех пор зимой не могу даже поднять лопату со снегом. – Он сокрушенно качает головой.

Так что тема закрыта. Тому, кто убил Саммер, надо было также протащить ее по земле. А мистер Хэггард не может поднять на руки даже карапуза, лишь недавно научившегося ходить.

– Простите, что явились к вам без приглашения, мистер Хэггард. – Оуэн все еще красный, как рак. Ему тоже все предельно ясно. – И что заставили вас зря терять время.

– Ничего страшного, вы мне не помешали. – На секунду кажется, он хочет сказать что-то еще. Но я тут же понимаю, что в действительности означает это выражение на его лице: он нас жалеет. – Надеюсь, вы все найдете то, чего ищете.

Но выйдя обратно в зной этой июльской среды, оставив позади звуки смеха и детских криков, глядя на цветущие деревья, словно излучающие радость, я понимаю, что нам это не светит.