Сломанные вещи

Эбби присвистывает, когда мы достигаем вершины холма и видим дом, это огромное лоскутное одеяло из каменных и деревянных построек, пристроек, добавлений и перестроенных частей, возведенных за без малого два столетия. В доме Уолдмэнов всегда веяло какой-то грустью, и я иногда думала, что это, должно быть, оттого, что мать Оуэна умерла здесь, в доме, просто упала замертво из-за рака, который, как все думали, был в состоянии ремиссии, – но теперь дом выглядит не просто грустным, а запустелым. Маленькая застекленная столовая, примыкающая к кухне, где прежде у меня всегда было такое чувство, будто я нахожусь внутри рождественского стеклянного шара, в котором, если его потрясти, падает искусственный снег, сейчас полностью разрушена. Сваленное ветром дерево упало прямо на крышу, проломив ее.

– Ну что ж, – говорит Эбби, – ремонт можно начинать и так.

Бринн фыркает.

– Оставайтесь здесь, – быстро приказываю я, когда Уэйд паркует машину. Внезапно я понимаю, что должна поговорить с Оуэном наедине. Если он сделал то, что я думаю, этому секрету уже пять лет. На это должна быть причина, и я не поверю – не могу поверить, – что он убил Саммер. Что тогда, столько лет назад, он все-таки был виновен.

Уэйд уже наполовину вылез из машины, но, услышав мои слова, снова плюхается на сиденье, и вид у него делается разочарованный. Бринн поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и на миг в глубине ее глаз что-то вспыхивает – в них отражается то ли забота, то ли сочувствие, а может быть, просто жалость. Затем она снова защелкивает свой ремень безопасности.

Ворота дома – новые ворота – открыты. На подъездной дороге припаркован большой грузовик, надпись на котором гласит: «Благоустройство, озеленение + удаление деревьев». Никаких других машин рядом не видно. Где-то работает бензопила – слышен звук металла, распиливающего дерево, такой пронзительный, что у меня возникает ощущение, будто мне обтачивают зубы. В жарком воздухе пахнет древесным соком, гнилью и насекомыми – в нем стоит запах лета.

Я иду по мощенной плитами дорожке, которая сейчас заросла сорняками и травой, направляясь к парадной двери. Из-за угла дома выходит один из рабочих, занимающихся обустройством, мускулистый и жилистый; в руках он несет бензопилу. Он что-то кричит кому-то, кого я не вижу, потом поворачивается ко мне.

– Хозяина нет дома, – говорит он, показывая на дом своей бензопилой.

– А вы знаете, куда он поехал? – спрашиваю я, обхватывая себя руками, хотя мне и не холодно. Просто мною владеет пугающее чувство, ведь я стою сейчас на месте, которое прежде было мне так знакомо, а теперь кажется таким чужим, как будто я стою на костях той, кем я когда-то была. Рабочий качает головой. – Вы знаете, когда он вернется? – спрашиваю я. Мужчина снова качает головой. В моей сумке гудит мобильник. Я поворачиваюсь и, щурясь, смотрю на нашу машину, чтобы проверить, не делают ли мне какие-то знаки Эбби или Бринн, но не могу разглядеть ничего за отражающим солнце ветровым стеклом.

Из-за дома выходит еще один рабочий, худой как жердь и голый по пояс, загорелый, с тонкими светлыми усиками, бородкой клинышком и множеством неумело сделанных татуировок. Из его рта торчит незажженная сигарета. Наверное, он из какого-то отсталого сельскохозяйственного района или из местных бедняков.

– Вам что, нужна какая-то помощь? – Его тон не назовешь приветливым.

– Я просто искала одного моего старого друга. Я еще вернусь.

– Он поехал на похороны, – кричит мне рабочий, когда я нахожусь уже на полпути к машине.

– Что? – Я поворачиваюсь.

– Нет, не на похороны. – Он уже закурил свою сигарету и сейчас выпускает из ноздрей длинные струи дыма, словно дракон. Он явно из какого-то сельскохозяйственного захолустья. Интересно, знал ли он Саммер? И знает ли меня? – На церемонию поминовения, или как вы там это называете. Несколько лет назад здесь погибла девушка. Ее зарубили топором. Почти отрубили бошку. – Улыбаясь, он откидывает голову назад и щурит глаза, словно кот, глядящий на нечто такое, что он может съесть. – Этот ваш друг, как полагают, ее и прикончил.

Как и всегда, когда кто-то начинает говорить об убийстве Саммер, у меня возникает странное чувство, будто я нахожусь вне своего тела, как бывает за секунду до того, как ты лишаешься чувств.

– Ее вовсе не зарубили топором, – говорю я. Мой голос звучит громко – я почти кричу. – Ее закололи ножом. И он этого не делал.

Я разворачиваюсь и бегу к машине.

– Не повезло? – спрашивает Бринн, когда я сажусь обратно в пикап.

– Его нет дома. – Я ощущаю странный недостаток воздуха, как будто перед этим пробежала длинную дистанцию. – Он поехал в город на церемонию поминовения.

– Что? – пронзительно вскрикивает Бринн. – Он что, спятил? Они же его линчуют.

– Да ладно тебе, – говорит Эбби. – Ведь не все так плохо, верно? Как-никак прошло столько времени. Мы вчера были около школы, и нас никто не побеспокоил.