Если вообще и существует идеальное время и место для того, чтобы сказать:
Три минуты. Это все, что мне нужно. Может быть, даже меньше. Однако мы с Оуэном ни разу не находились наедине и одной минуты. Он не
Может быть, он лгал, когда сказал, что всегда любил меня? Или же он имел в виду только прошедшее время: любил когда-то, но больше не люблю?
Дом Оуэна выглядит странно, поскольку в нем освещены только окна гостиной – как будто он сгусток темной материи, удерживаемый одинокой звездой. Уэйд выскакивает из машины сразу, Оуэн же несколько секунд возится с замком ремня безопасности. Уэйд уже прошел половину расстояния до крыльца, когда Оуэн только пытается выбраться из машины.
Теперь. Быстро. За то время, которое нужно для того, чтобы сделать четыре гран жете – четыре больших прыжка вверх с ногами вразлет через всю балетную студию.
– Оуэн? – Я протягиваю руку и кладу ладонь на его локоть.
– Хм-мм? – Он оборачивается с видом почти удивленным, как будто и забыл, что я здесь.
Древесные лягушки и сверчки превращают воздух в жидкий звук, и, когда я открываю рот, вдруг возникает такое чувство, будто я тону.
– Послушай. – Я могу только шептать. – Насчет того, что ты говорил на днях…
Но тут парадная дверь распахивается, и на крыльцо выходит Эбби, превращенная идущим из-за ее спины светом в незнакомку в юбке колоколом.
– Бринн с вами?! – кричит она.
Оуэн поворачивается к ней. Бац. Момент упущен. Какая досада!
– Что ты хочешь сказать? Я думал, она осталась с тобой.
Трава приятно холодит голые лодыжки, когда я, следуя за Оуэном, иду по лужайке. Я нарочно иду не по мощенной плитами дорожке, а по траве, сминая ее – это моя крошечная месть. Затем, чувствуя себя глупой и инфантильной, я вновь ступаю на дорожку. Эбби отодвигается в сторону, чтобы дать нам пройти внутрь. Я вижу, что она чем-то расстроена. Она умеет скрывать свои эмоции, но это получается у нее все-таки недостаточно хорошо.
– Она убежала, – говорит Эбби. – Я думала, хочет просто прогуляться…
– Она убежала? – переспрашиваю я. Эбби молча кивает, избегая смотреть мне в глаза. Теперь мы все стоим в парадном вестибюле: я, Уэйд, Эбби и Оуэн. С одной стороны от нас расположена гостиная, по которой, словно сухие ломкие листья, разбросаны страницы. Наше прошлое, размётанное и разорванное на части. С другой стороны – комнаты, темные и по большей части лишенные мебели, и свист ветра в разрушенной застекленной террасе, которая когда-то была любимым местом Оуэна. Это тоже наше прошлое – комнаты, полные тьмы, вещи, которых мы не понимали, ветер, дующий через разрушенные пространства. – Я не понимаю.
– Тут нечего
– Я пойду поищу ее, – быстро выпаливаю я.
– Хочешь, я составлю тебе компанию? – спрашивает Уэйд, но я качаю головой.
Оуэн же даже не предлагает помощи.
Если бы Бринн пошла по Уолдмэн-лейн, мы бы увидели ее по дороге из города к дому. Это однополосная улица, и прятаться здесь негде, разве что в последнюю минуту она бросилась в сторону и скрылась среди деревьев. Я обхожу дом сзади, думая, что, возможно, ей нужно было побыть одной. Но ее нет и на заднем дворе. Плотный голубой брезент, все еще усеянный сухими прошлогодними листьями, накрывает бассейн, из которого давным-давно спущена вода.