Дикси рассказала мне о том срыве на пляже на днях. Найт покачивается, на него трудно смотреть. Ему нужна жесткая любовь, даже среди этой боли и страданий. Он должен понять, что самоуничтожение не сойдет ему с рук.
– Так ты теперь в команде Дикси? – Он кисло улыбнулся.
– Я в команде
Если бы в прошлом году мне сказали, что я буду спасать Найта Коула, а не наоборот, я бы рассмеялась им в лицо. Он такой значительный. Неприкасаемый. Мощный. А также он маленький, потерянный и в настоящей опасности.
– Я не хочу брать ее в свою команду, – вскипел он.
– Ты не тренер. Не тебе принимать это решение. – Я покачала головой.
– А кто? Кто тренер?
Я знаю ответ на этот вопрос, но не мне предстоит ответить на него.
Я сделала шаг к нему навстречу и взяла его руки в свои. Они тяжелые и большие. Не могу поверить, что эти руки не смогут коснуться и доставить мне удовольствие в ближайшее время. А может, никогда. Я надеюсь, что этот чертов план сработает, потому что на кону многое.
Два сердца, две жизни и так много упущенных возможностей.
– Я не могу жить без тебя, – сказал он, прижимая мою руку к губам и целуя каждый миллиметр своим горячим ртом.
– Так не живи.
– Я не могу сдержать всю эту боль, Лунный свет. – Он издал отчаянный вздох.
Я решительно посмотрела на него, возможно, более мужественно, чем раньше. Я чувствую, как сила сочится из меня.
– Поэтому позволь мне разделить ее.
Глава 24
Это была простая белая рубашка.
–
Как я знаю, что это означает.
Я уставился на нее, висящую в совершенно пустой секции огромного гардероба, который отец построил матери своими руками, хотя она никогда не была помешана на одежде.
–
Будто этот случай – чья-то свадьба или бар-мицва[26]
. Тот факт, что мама настолько детально проработала собственную смерть, заставляет меня чувствовать тошноту.Измученный, я потянулся к вешалке. Пальцы дрожат. Отходняк просто ужасный, хотя меня продержали в больнице несколько дней, пичкая разным дерьмом, пытаясь вывести все из моего организма.
У меня симптомы прямо как в учебнике – дрожащие пальцы, лихорадка, бессонница и настолько низкое давление, что трижды умерший позавидовал бы. Я продолжаю принимать лекарства, которые должны помочь, а дважды в неделю отец выдавал мне пощечину в виде терапевта для преодоления, поддержки и прочей ерунды.
Я возненавидел каждую часть моего существования, пока лежал в больнице – особенно ту, в которой я далеко от мамы. Но я понял, что у меня нет выбора. Слишком многое на кону. Моя семья. Луна. Мои друзья. А, кстати, и мое долбаное существование.
Так что не употреблял ни капли алкоголя шесть дней – сегодня седьмой. Таблетки также исключены. Подозреваю, что единственной причиной, по которой я не скончался от передоза, было то, что я не настолько мудак, чтобы украсть у мамы этот момент.
После того как меня выписали из больницы, Луна и Вон пришли ко мне в дом, опустошили все полки с алкоголем и аптечки, а потом вылили ополаскиватель для рта и выкинули в мусорку бутылки. Винный погреб они закрыли двойным замком. Вон сам установил второй замок. Отец чуть не убил его за то, что тот сломал дверной косяк, когда смог обратить внимание хоть на что-то, кроме мамы.
Такое, если честно, повторится еще не скоро.
С третьей попытки я снял рубашку с вешалки. Вместо того чтобы сразу отнести ее отцу, который помог бы надеть ее, я просто сжал ее между пальцами и смотрел.
Мне надо еще пару минут в этой комнате, потому что то, что случится дальше, изменит мою жизнь навсегда.
Моя мама внизу, готовится к ванной. Она вернулась домой. Она в сознании. После недели хождения туда-сюда папа принял решение вывести ее из искусственной комы, чтобы она смогла попрощаться. Он ясно обозначил – после сражения со всей больницей, после того, как Вишес, Трент и Джейме привели целый гарем юристов, – что моя мама уйдет мирно, как она и хотела.
Дома.
В своей любимой сорочке.
Окруженная теми, кто ее любит.
И только после того, как сама лично попрощается с каждым.
Я знаю, почему отец попросил именно меня принести рубашку. Он мог бы попросить кого угодно. Например, Эмилию, которая хороша в таких вещах. Или Луну, которая просто пошла бы и сделала, она полна решимости помогать. Он мог попросить Эди, Мелоди или кого-то из ее подруг. Но он попросил меня.
Он хочет, чтобы я был частью этого.
Второй мужчина в доме.
Я поднес рубашку к носу, закрывая глаза и глубоко вдыхая. Она пахнет мамой – свежей выпечкой, ванилью, цитрусовым шампунем и ее сладким, естественным запахом.
Дрожа, я сделал шаг назад, открыл дверь и вышел, крепко сжимая дверной косяк. Я остановился, когда почувствовал неровную поверхность под кончиками пальцев, и нахмурился, глядя в сторону.