Слова без музыки. Воспоминания

Мы все не сразу восстановили свою жизнь из обломков. Особенно трудно было Джулиэт и Заку. Наши десять лет вместе пролетели стрелой и вдруг, когда ничто этого не предвещало, оборвались. И детям, и мне это казалось невообразимым.

Я временно бросил работу, уехал за город — в гости к Томо Геше Ринпоче в его усадьбу в Кэтскиллских горах. Поселился в домике у озера, просто ходил по лесу, слушал шелест листьев на ветру, смотрел в ночное небо. Геше Ринпоче жил в главном доме примерно в миле от меня, и вечером я спускался под горку, чтобы с ним поужинать. Мы почти не разговаривали о происшедшем.

Как-то днем Геше Ринпоче догнал меня, когда я прогуливался вокруг озера. Сильно шлепнул по спине и, смиренно улыбаясь, произнес:

— В общем, это был важный урок бренности.

Я улыбнулся и кивнул.

Трилогия по фильмам Кокто

Вскоре после смерти Кэнди я, по своему обыкновению, отправился на полтора месяца в ретрит в Рио-де-Жанейро (с конца 80-х я традиционно проводил там несколько недель в январе и феврале, работая над музыкой) и там приступил к работе над «Орфеем». Эта опера стала первой в трилогии, основанной на фильмах Жана Кокто: «Орфей», «Красавица и Чудовище» и «Ужасные дети».

«Орфей» Кокто основан на известном древнегреческом мифе об Орфее, который пересказывали Вергилий, Овидий и многие другие. Жена главного героя, Эвридика, умирает, и ее забирают в подземный мир, а герой спускается вслед за ней, пытаясь вернуть ее на землю. Аид и Персефона, повелевающие подземным миром, растроганно внимают музыке Орфея и дозволяют ему увести Эвридику наверх при условии, что она пойдет позади него, а он не оглянется, пока они оба не поднимутся на поверхность. Но Орфей, снедаемый тревогой, забывает про указания и, едва поднявшись наверх, оборачивается, чтобы обнять Эвридику, а та мгновенно уносится в подземный мир. Так он теряет ее вновь, на сей раз — навеки.

Факт тот — хотя теперь мне самому трудно в это поверить, — что при работе над «Орфеем» меня даже не посещала мысль, что я воспроизвожу собственную жизнь.

Если в то время я слышал такие предположения, то отвечал:

— Нет, это не имеет никакого отношения к Кэнди.

А теперь, оглядываясь назад, понимаю: «Разумеется, имеет, как могло быть иначе?» Жена умирает, музыкант Орфей пытается ее спасти, и его попытка едва не удается, но все же Орфей теряет жену навеки. Я отрицал очевидное, и прошло много времени, прежде чем я осознал все как есть.

Миф об Орфее — пожалуй, самый известный и популярный сюжет в истории оперного театра. Монтеверди, Глюк, Оффенбах — вот лишь несколько имен, которые вспоминаются сразу. Современных версий предостаточно. Прогремела «Маска Орфея» Гаррисона Бёртуистла. Список длинный, его можно продолжать и продолжать. Темы любви, смерти и бессмертия непреодолимо манят тех, кто пишет для театра.

В фильмах Кокто меня привлек, помимо всего прочего, ритм его сценариев. Если присмотреться, ритм воистину шекспировский. Кокто знает, когда следует ввести персонажа в сюжет, как раскрыть его образ, сколько персонажей необходимо. Главный секрет оперы в том, что тебе требуется хорошее либретто. Композиторы это знают, потому что сочинять оперы нелегко.

Вообще-то, я написал несколько опер, не располагая гениальными либретто, но эти конкретные оперы в либретто и не нуждались. «Эйнштейн на пляже», по сути, в нем не нуждался, как и «Сатьяграха», как и «Эхнатон». Несколько лет я увиливал от проблемы либретто, но настало время, когда мне захотелось увидеть, от чего же я увиливаю, и я начал писать нарративные оперы. Я остановил выбор на фильмах Кокто, потому что он безошибочно чувствовал, как надо развивать драматургический конфликт. Если вам нужен пример переплетения трагического с комическим в опере, «Орфей» — идеальный образчик: это романтическая опера, комическая опера и «большая опера» одновременно. Все три жанра в одном флаконе. Лишь немногие в силах комбинировать эти три жанра.

Взявшись за оперы, я с самого начала осознал, что в персонажах, придуманных Кокто, можно увидеть его собственные черты. В «Орфее» Орфей — Кокто собственной персоной. В начале фильма поэт Орфей, сидя в кафе, встречает извест-ного критика. В кафе, где собираются авангардисты, никто и не замечает Орфея; все зачарованно уставились на «героя дня» — молодого поэта Сежеста, который сидит за одним из соседних столиков, окруженный многочисленными юными поклонниками.

— Они наверняка думают, что я устарел и что поэту не следует быть слишком знаменитым, — говорит Орфей критику[68].

— Они вас не слишком любят, — отвечает критик.

— Вы хотите сказать, ненавидят. А кто тот невоспитанный пьяница?

— Жак Сежест. Поэт. Ему восемнадцать лет, и его все обожают. Принцесса финансирует журнал, который только что опубликовал его первые стихи. Вот ее журнал.

Критик дает Орфею журнал, тот раскрывает его. И восклицает:

— Но все страницы чистые!

— Это называется «нудизм», — отвечает критик.

— Полный абсурд!