И другой также говорилъ: „Безмолвіе отсѣкаетъ предлоги и причины къ новымъ помысламъ, и внутри стѣнъ своихъ доводитъ до обветшенія и увяданія воспоминанія о предзанятомъ нами[247]
. И когда обветшаютъ {179} въ мысли старыя вещества, тогда умъ, исправляя ихъ, возвращается въ свой чинъ“.И еще другой сказалъ: „Мѣру сокровеннаго[248]
въ тебѣ уразумѣешь изъ различія мыслей твоихъ, говорю же о мысляхъ постоянныхъ, а не случайно возбуждаемыхъ и въ одинъ часъ проходящихъ. Нѣтъ никого носящаго на себѣ тѣло, кто пришелъ бы въ свой домъ, не отлучившись отъ двухъ, добрыхъ или худыхъ, измѣненій: и, если онъ рачителенъ, то — отъ измѣненій маловажныхъ, и при помощи естества (потому что отцы суть отцы рождаемыхъ), а если онъ нерадивъ, — то отъ измѣненій высокихъ, и при помощи закваски оной благодати, бывшей въ естествѣ нашемъ“[249].И иной говорилъ: „Избери себѣ дѣланіе усладительное, непрестанное бдѣніе по ночамъ, во время котораго всѣ Отцы совлекались ветхаго человѣка, и сподоблялись обновленія ума. Въ сіи часы душа ощущаетъ оную безсмертную жизнь, и ощущеніемъ ея совлекается одѣянія тьмы, и пріемлетъ въ себя Духа Святаго“.
И другой еще сказалъ: „Когда видитъ кто различныя лица, и слышитъ разнообразные голоса, несогласные съ духовнымъ его занятіемъ, и вступаетъ въ собесѣдованіе и въ общеніе съ таковыми, тогда не можетъ онъ найти свободнаго времени для ума, чтобы видѣть себя втайнѣ, привести себѣ на память грѣхи свои, очистить свои помыслы, быть внимательнымъ {180} къ тому, что къ нему приходитъ[250]
, и сокровенно бесѣдовать въ молитвѣ“.И еще: „Чувства сіи подчинить власти души невозможно безъ безмолвія и отчужденія отъ людей, потому что разумная душа, будучи существенно соединена и сопряжена съ сими чувствами, и со своими помыслами невольно увлекается, если человѣкъ не будетъ бодрственъ въ сокровенной молитвѣ“.
И еще: „О, сколько доставляетъ услажденія, какъ веселитъ, радуетъ и очищаетъ душу бодрствованіе — своимъ пробужденіемъ вмѣстѣ съ молитвою и чтеніемъ! Сіе наипаче знаютъ тѣ, которые во всякое время жизни своей въ этомъ бываютъ занятіи, и живутъ въ самомъ строгомъ подвижничествѣ“.
Посему и ты, человѣкъ, любящій безмолвіе, сіи указательныя мановенія отеческихъ словесъ положи предъ собою, какъ нѣкоторую цѣлъ, и къ сближенію съ ними направляй теченіе своего дѣланія. А прежде всего умудрись дознаться, что́ наипаче надлежитъ согласовать съ цѣлію своего дѣланія. Ибо безъ этого не возможешь пріобрѣсти вѣдѣнія истины; и этимъ потщись съ преизбыткомъ показать свое терпѣніе.
Молчаніе есть таинство будущаго вѣка, а слова суть орудіе этого міра. Человѣкъ‑постникъ пытается душу свою молчаніемъ и непрестаннымъ постомъ уподобить естеству духовному. Когда человѣкъ въ Божественномъ своемъ дѣланіи отлучаетъ себя на то, чтобы пребывать въ своемъ сокровенномъ, тогда посвящается онъ въ сіи таинства, и служеніе его бываетъ исполнено Божественныхъ таинствъ, а чрезъ оныя — и невидимыхъ Силъ, и святыни господствующей надъ тварями Власти. И если нѣкоторые отлучали себя на время, чтобы войти имъ въ Божественныя тайны, то были назнаменованы сею печатію. И нѣкоторымъ изъ нихъ ввѣряемо было, къ обновленію стоящихъ на средней степени, обнаруженіе тайнъ, сокрытыхъ въ недовѣдомомъ Господнемъ молчаніи, потому {181} что послужить таковымъ тайнамъ было бы неприлично человѣку, у котораго наполнено чрево и умъ возмущенъ невоздержаніемъ.
Но и святые не дерзали на бесѣдованіе съ Богомъ, и не возносились до сокровенныхъ тайнъ, развѣ только при немощи членовъ, при блѣдномъ цвѣтѣ лица отъ любви къ алчбѣ и отъ безмолвнаго ума, и при отреченіи отъ всѣхъ земныхъ помысловъ. Ибо, когда, по долгомъ времени, въ келліи твоей, среди дѣлъ труда, среди храненія сокровеннаго и среди воздержанія чувствъ отъ всякой встрѣчи, осѣнитъ тебя сила безмолвія, тогда срѣтаешь сперва радость, безъ причины овладѣвающую, по временамъ, душею твоею, и потомъ отверзутся очи твои, чтобы, по мѣрѣ чистоты твоей, видѣть крѣпость твари Божіей и красоту созданій. И когда умъ путеводится чудомъ сего видѣнія, тогда и ночь и день будутъ для него едино въ славныхъ чудесахъ созданій Божіихъ. И сего ради въ самой душѣ похищается чувство страстей сладостію сего видѣнія, и въ ономъ‑то восходитъ умъ еще на двѣ степени мысленныхъ откровеній, находящіяся въ слѣдующемъ за нимъ порядкѣ, начиная съ чистоты и выше. Сего да сподобитъ Богъ и насъ! Аминь.
СЛОВО 43.