Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

Паче всего возлюби молчаніе, потому что приближаетъ тебя къ плоду; языкъ же немощенъ изобразить оное. Сперва будемъ принуждать себя къ молчанію, и тогда отъ молчанія родится въ насъ нѣчто, приводящее къ самому молчанію. Да подастъ тебѣ Богъ ощутить нѣчто, раждаемое молчаніемъ. Если же начнешь симъ житіемъ, то не умѣю и сказать, сколько свѣта возсіяетъ тебѣ отсюда. Не думай, братъ, что, — какъ разсказываютъ о чудномъ Арсеніи, когда посѣтили его Отцы и братія, приходившіе видѣть его, а онъ сидѣлъ съ ними молча, и въ молчаніи отпускалъ ихъ отъ себя, — все сіе дѣлалъ онъ совершенно по волѣ, и что вначалѣ не принуждалъ себя къ этому. Отъ упражненія въ семъ дѣланіи со временемъ раждается нѣкая сладость и понуждаетъ тѣло пребывать въ безмолвіи. И множество слезъ раждается у насъ въ семъ житіи, и въ чудномъ созерцаніи сердце ощущаетъ въ нихъ[240] что‑то, разно — въ иное время съ трудомъ, а въ иное съ удивленіемъ, потому что сердце умаляется, дѣлается подобно младенцу, и какъ скоро начнетъ молитву, льются слезы. Великъ тотъ человѣкъ, который терпѣніемъ членовъ своихъ пріобрѣлъ внутренно въ душѣ своей чудный сей навыкъ. Когда на одну сторону положишь всѣ дѣла житія сего, а на другую молчаніе, тогда найдешь, что оно перевѣшиваетъ на вѣсахъ. Много совѣтовъ человѣческихъ, но, когда сблизится кто съ молчаніемъ, излишнимъ для него будетъ дѣланіе храненія ихъ, и излишними окажутся прежнія дѣла, и самъ онъ окажется превзошедшимъ сіи дѣланія, потому что приблизился къ совершенству. Молчаніе помогаетъ безмолвію. Какъ же это? Живя во многолюдной обители, невозможно не встрѣчаться намъ съ кѣмъ‑нибудь. И равноангельный Арсеній, который больше {172} всѣхъ любилъ безмолвіе, не могъ избѣжать сего. Ибо невозможно не встрѣчаться съ Отцами и братіями, живущими съ нами, и встрѣча эта бываетъ неожиданно: человѣку необходимо итти въ церковь или въ другое мѣсто. Все это видѣлъ достоблаженный оный мужъ, и именно, что невозможно ему избѣжать сего, пока живетъ близъ человѣческой обители. И когда часто бывалъ въ невозможности, по мѣсту жительства своего, удалиться отъ сближенія съ людьми и монахами, живущими въ тѣхъ мѣстахъ, тогда наученъ былъ благодатію сему способу — непрестанному молчанію. И если когда по необходимости нѣкоторымъ изъ нихъ отворялъ дверь свою, то увеселялись они только лицезрѣніемъ его, а словесная бесѣда и потребность въ ней стали у нихъ излишними.

Многіе изъ Отцевъ лицезрѣніемъ симъ приведены были въ состояніе охранять себя самихъ, и умножать духовное богатство, воспользовавшись урокомъ, какимъ служило для нихъ лицезрѣніе блаженнаго. И нѣкоторые изъ нихъ привязывали себя къ камню, или связывали веревкою, или томили себя голодомъ въ то время, какъ рождалось въ нихъ желаніе итти къ людямъ; потому что голодъ много способствуетъ укрощенію чувствъ.

Находилъ я, братъ, многихъ Отцевъ, великихъ и чудныхъ, которые болѣе, нежели о дѣлахъ, прилагали попеченіе о благочиніи чувствъ и о тѣлесномъ навыкѣ; потому что отсюда происходитъ благочиніе помысловъ. Много причинъ встрѣчается человѣку внѣ его воли, которыя заставляютъ его выходить изъ предѣловъ свободы своей. И если не будетъ онъ охраняемъ въ чувствахъ своихъ предварительно снисканнымъ неоcлабнымъ навыкомъ, то можетъ случиться, что долгое время не войдетъ онъ самъ въ себя, и не обрѣтетъ первоначальнаго мирнаго своего состоянія.

Преуспѣяніе сердца — непрестанное помышленіе о своемъ упованіи. Преуспѣяніе житія — отрѣшеніе отъ всего. Памятованіе о смерти — добрыя узы для внѣшнихъ {173} членовъ. Приманка для души — радость, производимая надеждою, процвѣтающею въ сердцѣ. Приращеніе вѣдѣнія — непрестанныя испытанія, какимъ умъ ежедневно подвергается внутренно вслѣдствіе двоякихъ измѣненій[241]. Ибо, если отъ уединенія раждается въ насъ иногда и уныніе (и сіе, можетъ быть, попускается по Божію смотрѣнію), то имѣемъ превосходное утѣшеніе надежды — слово вѣры, которое въ сердцахъ у насъ. И хорошо сказалъ одинъ изъ мужей богоносныхъ, что для вѣрующаго любовь къ Богу — достаточное утѣшеніе даже и при погибели души его. Ибо, говоритъ онъ, какой ущербъ причинятъ скорби тому, кто ради будущихъ благъ пренебрегаетъ наслажденіемъ и упокоеніемъ?

Даю же тебѣ, братъ, и сію заповѣдь: пусть у тебя всегда беретъ перевѣсъ милостыня, пока въ самомъ себѣ не ощутишь той милостыни, какую имѣетъ Богъ къ міру[242]. Наше милосердіе пусть будетъ зерцаломъ, чтобы видѣть намъ въ себѣ самихъ то подобіе и тотъ истинный образъ, какой есть въ Божіемъ естествѣ и въ сущности Божіей. Симъ и подобнымъ сему будемъ просвѣщаться для того, чтобы намъ съ просвѣтленнымъ произволеніемъ подвигнуться къ житію по Богу. Сердце жестокое и немилосердое никогда не очистится. Человѣкъ милостивый — врачъ своей души, потому что какъ бы сильнымъ вѣтромъ изъ внутренности своей разгоняетъ онъ омраченіе страстей. Это, по Евангельскому слову жизни, добрый долгъ, данный нами въ заемъ Богу[243].