Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

Житіе міра сего подобно выводящимъ нѣкоторыя только буквы изъ начертанныхъ на таблицѣ; и когда кто хочетъ и пожелаетъ, прибавляетъ къ нимъ и убавляетъ, и дѣлаетъ перемѣну въ буквахъ. А жизнь будущая подобна рукописаніямъ, начертаннымъ на чистыхъ свиткахъ, запечатанныхъ царскою печатію, въ которыхъ нельзя ничего ни прибавить, ни убавить. Поэтому, пока мы среди измѣненія[229], будемъ внимательны къ себѣ, и пока имѣемъ власть надъ рукописаніемъ жизни своей, какое пишемъ своими руками, постараемся дѣлать въ немъ дополненія добрымъ житіемъ, станемъ изглаждать въ немъ недостатки прежняго житія[230]. Ибо, пока мы въ этомъ {164} мірѣ, Богъ не прилагаетъ печати ни къ доброму, ни къ худому, до самаго часа исшествія, въ который оканчивается дѣло въ отечествѣ нашемъ[231], и отходимъ въ страну чуждую. И, какъ сказалъ святый Ефремъ, „подобаетъ намъ размыслить, что душа наша подобна готовому кораблю, не знающему, когда подуетъ на него вѣтеръ, и воинству, не вѣдающему, когда протрубитъ бранная труба. И если“, говоритъ, „такъ бываетъ сіе для малаго пріобрѣтенія, въ такихъ случаяхъ, которые, можетъ быть, снова возвратятся, то какъ должно намъ пріуготовляться и снаряжаться предъ онымъ грознымъ днемъ, предъ этимъ мостомъ и предъ этою дверію новаго вѣка?“ Готовность утвердиться въ ономъ исповѣданіи чаянія да даруетъ Ходатай жизни нашей, Христосъ. Ему слава, поклоненіе и благодареніе во вѣки вѣковъ! Аминь.

СЛОВО 39.

О томъ, почему люди душевные прозираютъ вѣдѣніемъ въ нѣчто духовное, соразмѣрно съ тѣлесною дебелостію, какъ умъ можетъ возноситься надъ оною, какая причина тому, что не освобождается отъ нея, когда и въ какой мѣрѣ можно уму пребывать безъ мечтанія въ часъ моленія.

Благословенна честь Господа, отверзающаго предъ нами дверь, чтобы не было у насъ иного прошенія, кромѣ желанія къ Нему устремляться. Ибо въ такомъ случаѣ оставляемъ мы все, и душа устремляется во слѣдъ Его Единаго, такъ что нѣтъ у нея попеченія, которое бы воспрепятствовало ей въ ономъ созерцаніи Господа. Въ какой мѣрѣ, возлюбленные, оставляетъ умъ попеченіе о семъ видимомъ, и озабочивается упованіемъ будущаго, соотвѣтственно возвышенію своему надъ попеченіемъ о тѣлѣ и надъ помышленіемъ о семъ попеченіи, въ такой же утончается онъ и просвѣтляется въ молитвѣ. И въ какой {165} мѣрѣ тѣло освобождается отъ вещественныхъ узъ, въ такой же освобождается и умъ. И въ какой мѣрѣ умъ освобождается отъ узъ попеченій, въ такой просвѣтляется онъ; а въ какой просвѣтляется, въ такой же утончается и возвышается надъ понятіями вѣка сего, носящаго на себѣ образы дебелости. И тогда умъ научается созерцать въ Богѣ, сообразно Ему[232], а не какъ видимъ мы. Если человѣкъ не содѣлается сперва достойнымъ откровенія, то не можетъ видѣть онаго. И если не достигнетъ чистоты, понятія его не могутъ стать просвѣтленными, чтобы видѣть ему сокровенное. И пока не освободится отъ всего видимаго, усматриваемаго въ видимой твари, не освободится и отъ понятій о видимомъ, и не содѣлается чистымъ отъ потемненныхъ помысловъ. А гдѣ тьма и спутанность помысловъ, тамъ и страсти. Если человѣкъ не освободится, какъ сказали мы, отъ сего и отъ причинъ къ тому, то умъ не прозритъ въ сокровенное. Посему Господь прежде всего велѣлъ взяться за нестяжательность, удалиться отъ мірского мятежа и отрѣшиться отъ попеченія, общаго всѣмъ людямъ, сказавъ: всякъ, иже не отречется отъ всего человѣчества и отъ всего своего, и не отвергнется самъ отъ себя, не можетъ быти мой ученикъ (Лук. 14, 26, 33).

Чтобы умъ не терпѣлъ вреда отъ всего, отъ зрѣнія, отъ слуха, отъ попеченія о вещахъ, отъ ихъ истребленія, отъ ихъ умноженія, отъ человѣка, и чтобы связать его единымъ упованіемъ на Бога, Господь отклонилъ отъ насъ всякое попеченіе мудрованія отрѣшеніемъ отъ всего, чтобы вслѣдствіе сего возжелали мы собесѣдованія съ Богомъ. Но молитва имѣетъ еще нужду въ упражненіи, чтобы умъ умудрился долговременнымъ пребываніемъ въ оной. Послѣ нестяжательности, разрѣшающей наши мысли отъ узъ, молитва требуетъ пребыванія въ оной, потому что съ продолженіемъ времени умъ снискиваетъ навыкъ къ упражненію, познаетъ, какъ отражать отъ себя помыслъ, и долгимъ опытомъ научается тому, чего заимствовать не можетъ {166} изъ иного источника. Ибо всякое настоящее житіе[233] заимствуетъ возрастаніе отъ житія предшествовавшаго, а предыдущее требуется къ снисканію послѣдующаго. Молитву предваряетъ отшельничество, и самое отшельничество нужно ради молитвы, а самая молитва — для того, чтобы пріобрѣсти намъ любовь Божію, потому что вслѣдствіе молитвы сыскиваются причины любить намъ Бога.