Созерцаніе есть ощущеніе божественныхъ таинъ, сокровенныхъ въ вещахъ и въ ихъ причинахъ. Когда слышишь объ удаленіи отъ міра, объ оставленіи міра, о чистотѣ отъ всего, что въ мірѣ, тогда нужно тебѣ сначала понять и узнать, по понятіямъ не простонароднымъ, но чисто‑разумнымъ, что значитъ самое наименованіе:
Слово:
По умозрительному изслѣдованію міромъ называется и составъ собирательнаго имени, объемлющаго собою отдѣльно взятыя страсти. Когда вообще хотимъ наименовать страсти, называемъ ихъ міромъ; а когда хотимъ различать ихъ по различію наименованій ихъ, называемъ ихъ страстями. Страсти же суть части преемственнаго теченія міра; и гдѣ прекращаются страсти, тамъ міръ сталъ въ своей преемственности. И страсти суть слѣдующія: приверженность къ богатству, къ тому, чтобы собирать какія‑либо вещи; тѣлесное наслажденіе, отъ котораго происходитъ страсть плотскаго вожделѣнія; желаніе чести, отъ котораго истекаетъ зависть; желаніе распоряжаться начальственно; надменіе благолѣпіемъ власти; желаніе наряжаться и нравиться; исканіе человѣческой славы, которая бываетъ причиною злопамятства; страхъ за тѣло. Гдѣ страсти сіи прекращаютъ свое теченіе, тамъ міръ умеръ; и въ какой мѣрѣ не достаетъ тамъ нѣкоторыхъ изъ сихъ частей, въ такой мѣрѣ міръ остается внѣ, не дѣйствуя тѣми частями состава своего, какъ и о святыхъ сказалъ нѣкто, что, будучи еще живы, стали они мертвы, потому что, живя во плоти, жили не по плоти. И ты смотри, какими изъ сихъ частей живешь; тогда узнаешь, какими частями ты живешь, и какими умеръ міру. Когда познаешь, что такое міръ, тогда изъ различія всего этого познаешь и то, чѣмъ связанъ ты съ міромъ, и чѣмъ отрѣшился отъ него. И скажу короче: міръ есть {16} плотское житіе и мудрованіе плоти. По тому самому, что человѣкъ исхитилъ себя изъ этого, познается, что исшелъ онъ изъ міра. И отчужденіе отъ міра познается по симъ двумъ признакамъ: по превосходнѣйшему житію, и по отличію понятій самаго ума. Изъ сего, наконецъ, возникаютъ въ мысли твоей понятія о вещахъ, въ которыхъ блуждаетъ мысль своими понятіями. По нимъ уразумѣешь мѣру житія своего: вожделѣваетъ ли чего естество безъ насилія себѣ, есть ли въ тебѣ какія прозябенія неистребляемыя, или какія, производимыя только случаемъ; пришелъ ли умъ въ сознаніе понятій совершенно нетѣлесныхъ, или весь онъ движется въ вещественномъ, и это вещественное страстно. Ибо печати овеществленія дѣлъ, подъ какими умъ невольно представляется во всемъ, что ни совершаетъ, суть добродѣтели. Въ нихъ‑то безъ немощи заимствуетъ для себя причину къ горячности и собранности помысловъ съ доброю цѣлію потрудиться тѣлесно, для упражненія сей горячности, если только дѣлается сіе нестрастно. И смотри, не изнемогаетъ ли умъ, встрѣчаясь съ сими печатями тайныхъ помысловъ, по причинѣ лучшаго пламенѣнія по Богу, которымъ обыкновенно отсѣкаются суетныя памятованія[65]
.Сихъ немногихъ признаковъ, показанныхъ въ главѣ сей, взамѣнъ многихъ книгъ достаточно будетъ къ тому, чтобы просвѣтить человѣка, если онъ безмолвствуетъ и живетъ въ отшельничествѣ. Страхъ за тѣло бываетъ въ людяхъ столько силенъ, что {17} вслѣдствіе онаго нерѣдко остаются они неспособными совершить что‑либо достославное и досточестное. Но когда на страхъ за тѣло приникаетъ страхъ за душу, тогда страхъ тѣлесный изнемогаетъ предъ страхомъ душевнымъ, какъ воскъ отъ силы пожигающаго его огня. Богу же нашему слава во вѣки вѣковъ! Аминь.
СЛОВО 3.