Слова подвижнические (Репринт изд. 1911 г.)

Отвѣть. Естественное состояніе души есть вѣдѣніе Божіихъ тварей, чувственныхъ и мысленныхъ. Сверхъестественное состояніе есть возбужденіе къ созерцанію пресущественнаго Божества. Противоестественное же состояніе есть движеніе души въ мятущихся страстями, какъ сказалъ божественный и великій Василій, что душа, когда оказывается сообразною съ естествомъ, пребываетъ горѣ, а когда оказывается внѣ своего естества, является долу на землѣ; когда же бываетъ горѣ, оказывается безстрастною; а когда естество низойдетъ отъ свойственнаго ему чина, тогда открываются въ немъ страсти. Итакъ явствуетъ, наконецъ, что страсти душевныя не суть душевныя по естеству. Если душа въ охуждаемыхъ тѣлесныхъ страстяхъ приходитъ въ такое же движеніе, какъ и въ голодѣ и въ жаждѣ, то, поелику въ разсужденіи сихъ послѣднихъ не положено ей закона, не столько бываетъ она достойна порицанія, какъ въ прочихъ {20} страстяхъ, заслуживающихъ порицанія. Случается, что иногда иному бываетъ попущено Богомъ сдѣлать что‑либо, по‑видимому, неумѣстное, и вмѣсто порицанія и укоризнъ воздается ему благимъ воздаяніемъ. Такъ было съ пророкомъ Осіею, который поялъ въ жены блудницу, — съ пророкомъ Иліею, который по ревности Божіей совершилъ убійство, и съ тѣми, которые, по повелѣнію Моисееву, мечемъ убили своихъ родителей. Впрочемъ говорится, что въ душѣ, и безъ тѣлеснаго естества, естественно есть похоть и раздражительность, и это суть страсти души.

Вопросъ. То ли сообразно съ естествомъ, когда вожделѣніе души воспламенено Божественнымъ, или когда обращено на земное и тѣлесное? И для чего душевное естество обнаруживаетъ ревность свою съ раздражительностію? И въ какомъ случаѣ раздраженіе называется естественнымъ? Тогда ли, какъ душа раздражается по какому‑либо плотскому вожделѣнію, или по зависти, или по тщеславію, или по чему подобному, или когда раздражаетъ ее что‑либо противное сему? Пусть отвѣчаетъ, у кого слово, и мы послѣдуемъ ему.

Отвѣтъ. Божественное Писаніе многое говоритъ, и часто употребляетъ именованія не въ собственномъ смыслѣ. Иное свойственно тѣлу, но сказуется о душѣ. И наоборотъ, свойственное душѣ сказуется о тѣлѣ. И Писаніе не раздѣляетъ сего; но разумные понимаютъ это. Такъ и изъ свойственнаго Божеству Господа иное, не примѣнимое къ человѣческой природѣ, сказано въ Писаніи о всесвятомъ тѣлѣ Его; и наоборотъ, уничижительное, свойственное Ему по человѣчеству, сказано о Божествѣ Его. И многіе, не понимая цѣли Божественныхъ словесъ, поползнулись въ этомъ, погрѣшивъ неисправимо. Такъ, въ Писаніи не различается строго свойственное душѣ и свойственное тѣлу. Посему, если добродѣтель естественнымъ образомъ есть здравіе души, то недугомъ души будутъ уже страсти, нѣчто случайное, прившедшее въ естество души, и выводящее ее изъ собственнаго здравія. А изъ сего явствуетъ, что здравіе предшествуетъ въ естествѣ случайному недугу. Если же это {21} дѣйствительно такъ (что и справедливо), то значитъ уже, что добродѣтель есть естественное состояніе души, случайное же[67] внѣ естества души.

Вопрось. Страсти тѣлесныя естественно ли, или случайно, приписываются тѣлу? И страсти душевныя, принадлежащія душѣ, по связи ея съ тѣломъ, естественно ли, или въ несобственномъ смыслѣ ей приписываются?

Отвѣтъ. О страстяхъ тѣлесныхъ никто не осмѣлится сказать, что принимаются въ несобственномъ смыслѣ. А о душевныхъ страстяхъ, какъ скоро дознано, и всѣми признается, что душѣ естественна чистота, должно смѣло сказать, что страсти нимало не естественны душѣ; потому что болѣзнь позднѣе здравія. А одному и тому же естеству невозможно быть вмѣстѣ и добрымъ и лукавымъ. Посему, необходимо одно предшествуетъ другому; естественно же то, чѣмъ предварено другое; потому что о всемъ случайномъ говорится, что оно не отъ естества, но привзошло отвнѣ; и за всѣмъ случайнымъ и привзошедшимъ слѣдуетъ измѣненіе, естество же не переиначивается и не измѣняется.

Всякая страсть, служащая къ пользѣ, дарована отъ Бога. И страсти тѣлесныя вложены въ тѣло на пользу и возрастаніе ему; таковы же и страсти душевныя. Но когда тѣло, лишеніемъ свойственнаго ему, принуждено стать внѣ своего благосостоянія и послѣдовать душѣ, тогда оно изнемогаетъ и терпитъ вредъ. Когда и душа, оставивъ принадлежащее ей, послѣдуетъ тѣлу, тогда и она терпитъ вредъ, по слову божественнаго Апостола, который говоритъ: плоть похотствуетъ на духа, духъ же на плоть: сія же другъ другу противятся (Гал. 5, 17)[68]. Посему, никто да не хулитъ Бога, будто бы Онъ въ естество наше вложилъ страсти и грѣхъ. Богъ въ каждое изъ естествъ вложилъ то, что служитъ къ его возрастанію. Но {22} когда одно естество входитъ въ согласіе съ другимъ, тогда оно обрѣтается не въ томъ, что ему свое, но въ противоположномъ тому. А если бы страсти были въ душѣ естественно, то почему душа терпѣла бы отъ нихъ вредъ? Свойственное естеству не вредитъ ему.