Читаем Словарь лжеца полностью

– Недотягивает, – парировала она. И я поверила ей поверила ей поверила.


Я нашла еще одно фальшивое определение праздности, мечтаниям:


альнашаризировать (гл.), вынуждать себя фантазировать


а потом еще одно, чуть более циничное:


мамоносомниатить (гл.), мечтать, что деньги сделают все возможным


Мелкие выдержки проявляли состояние или расположение ума. Кратче анекдота, перегруженней мимолетной мысли.


– О чем ты думаешь, когда думаешь о словаре? – спросила я Пип на нашем первом настоящем свидании. Неуклюжая то была фраза. Вообще стоял вечер робостей и неуклюжих подкатов, исполненных надежд.

Помню, она потерла себе ухо, и я подумала, что это любезно с ее стороны не спеша отвечать на такой тупой вопрос. Не то чтоб и у меня имелся на него годный ответ. А она откашлялась, подняла кулак, как бы пародируя позу с микрофоном, и своим жутким певческим голосом выдала трель, изобразив хит Синатры «Чудесней всяких слов»[13], – и я помню, как она подмигнула, и напряжения у меня под горлом растаяло на двенадцать ледников, а поглубже, в каком-то новом желании развилась за столом в садике паба некая своя шкала Бринелля, и да, каждый цветочек в висячих корзинках «Красного льва» с тем же успехом мог сменить в тот миг свои рыльца на медные трубы, а лепестки на трещотки, и было это прекрасно – сидеть с ней, думать о разнице между «встречей» и «свиданием», а она по-прежнему пела в тот миг, и ум у меня забегал вперед себя, и я помню, что знала: мне следует сосредоточиться, хватить пялиться на ее рот зачем бы то ни было, кроме очень точного или определенного слушания, а то, что она подмигнула, могло оказаться ошибкой или тиком, и я улыбалась, пока она фальшивила.

Вероятно, я произнесла:

– Это мило.

– Ты слишком часто пользуешься этим словом, – сказала Пип. И немного скрежетнула зубами, очень очень.


Три года спустя, помогая мне разбирать каталожные карточки в поисках бог-знает-чего, поскольку именно этим порой приходится быть любви:

– Тут нет существительного порнография, – резко проговорила Пип, раскинув веером по столу голубые определения. – Как считаешь, это имеет значение?

– С какой это стати ты ищешь именно это слово?

– Ни с какой, – ответила она.

– Мне жаль, что тебе скучно, – сварливо произнесла я. – Такая вот у меня работа. Скучная.

– Да я тащусь, как кит в открытом море, – объявила Пип. И пропеликанила. – Циклопически.

– Я вполне себе уверена, что циклопически не…

– Не может быть, чтоб у них не было порнографии, – рассуждала дальше Пип невзирая. – Возможно, у них просто не было для этого слова.

– Или было, а «Суонзби» просто его не включил.

– Иисусе-Христе, да ну его: а ты знала, что словом пип обозначают различные респираторные заболевания у птиц…

* * *

Я проверила пип (сущ.) и (звукоподр.) на заре того, что некогда могло б именоваться нашими ухаживаниями.

Нашими беспутными или путёвыми вылазками. «Различные респираторные заболевания птиц, особ. домашней птицы, когда сопровождаются ороговевшим участком на кончике языка; также типун». Это определение я решила не включать в коллекцию валентинок, накопившихся за три года.

Я предпочитала пип (звукоподр.) цыпленка: звук его проклевывания (скорее всего из яйца) при высиживании.

Здорово было наблюдать, как Пип обнаруживает этот пипифакт сама и с торжествующим пип-ом о-пип-режает меня – сама я не успеваю сказать ей об этом.

Любовь зачастую – это употребление слов вроде возможно или вероятнее всего, чтобы смягчить удар, или применение слов вроде вроде, когда на самом деле имеешь в виду неопределенно, и употребление слова определенно, чтобы намекнуть: вообще что угодно может быть чем угодно другим, нежели предположением или впечатлением.

Пока я работала в «Суонзби», мне часто выпадал повод вспоминать вот эту строку: «Слишком точное значение стирает загадочность вашей литературы». По-моему, впервые я на нее наткнулась в одном из своих бессмысленных сочинений на соискание бессмысленной степени для бессмысленной стажировки в распоследнейшем энциклопедическом словаре. Я подчеркнула тогда – что, ту аксиому? тот девиз? – в своих заметках к сочинению.


– Что будет в твоем личном словаре? – спросила меня Пип. Стоял январь, поэтому свет погас у меня в окне, и мы работали в Суонзби-Хаусе самый долгий на моей памяти день.

Я потянулась, ущипнула себя за переносицу.

– Не знаю, можно ли вообще сказать что-нибудь новое.

– Таково чаяние женщины, которую люблю, – произнесла Пип, обошла мой стул сзади и бережно обхватила меня рукой за плечи.

Какие вещи на свете хочется мне определить для других, а иначе их проглядят? Придумывать слова – особенно причудливая творческая перистальтика: в этом участвуют память, а также самоосознание и погруженность в мысли. Образ таков: слово – надрез на мозге, как надрез на древесном стволе, чтоб нацедить сок.

– Понятия не имею, – сказала я.

Перейти на страницу:

Все книги серии Подтекст

Жажда
Жажда

Эди работает в издательстве. И это не то чтобы работа мечты. Ведь Эди мечтает стать художницей. Как Артемизия Джентилески, как Караваджо, как Ван Гог. Писать шедевры, залитые артериальной кровью. Эди молода, в меру цинична, в меру безжалостна. В меру несчастна.По вечерам она пишет маслом, пытаясь переложить жизнь на холст. Но по утрам краски блекнут, и ей ничего не остается, кроме как обороняться от одолевающего ее разочарования. Неожиданно для самой себя она с головой уходит в отношения с мужчиной старше себя – Эриком. Он женат, но это брак без обязательств. Его жена Ребекка абсолютно не против их романа. И это должно напоминать любовный треугольник, но в мире больше нет места для простых геометрических фигур. Теперь все гораздо сложнее. И кажется, что сегодня все барьеры взяты, предрассудки отброшены, табу сняты. Но свобода сковывает сердце так же, как и принуждение, и именно из этого ощущения и рождается едкая и провокационная «Жажда».

Рэйвен Лейлани

Любовные романы

Похожие книги

Последний рассвет
Последний рассвет

На лестничной клетке московской многоэтажки двумя ножевыми ударами убита Евгения Панкрашина, жена богатого бизнесмена. Со слов ее близких, у потерпевшей при себе было дорогое ювелирное украшение – ожерелье-нагрудник. Однако его на месте преступления обнаружено не было. На первый взгляд все просто – убийство с целью ограбления. Но чем больше информации о личности убитой удается собрать оперативникам – Антону Сташису и Роману Дзюбе, – тем более загадочным и странным становится это дело. А тут еще смерть близкого им человека, продолжившая череду необъяснимых убийств…

Александра Маринина , Алексей Шарыпов , Бенедикт Роум , Виль Фролович Андреев , Екатерина Константиновна Гликен

Фантастика / Приключения / Прочие Детективы / Современная проза / Детективы / Современная русская и зарубежная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее