Словарь Сатаны

Миссис Дарнелл, его новая мать, жила в Кливленде (штат Огайо). Но приемный сын недолго оставался с ней. Однажды его увидел полицейский, новый человек в районе, мальчик сознательно поплелся за ним, а когда его стали расспрашивать — что и как, ответил, что «идет домой». Должно быть, дальше он ехал поездом, так как три дня спустя оказался в Уайтвилле, который, как известно, находится далеко от Блэкберга. Одежда у малыша сохранилась в приличном состоянии, но сам он был чудовищно грязен. Джо не мог рассказать о себе ничего связного и потому был задержан как бродяга и отправлен в детский приют, где его помыли.

Из детского приюта в Уайтвилле Джо сбежал — просто ушел однажды в лес, и больше его не видели.

Дальнейшие его следы обнаруживаются на окраине Блэкберга, на углу улицы, где он одиноко стоит под холодным осенним дождем, и теперь уже можно сказать, что на самом деле дождь вовсе не был темным и липким — ему просто не удавалось смыть грязь с лица и рук малыша. Джо был по уши в грязи, его словно разрисовала рука художника. На несчастном маленьком бродяжке не было ботинок, покрасневшие ножки распухли, и при ходьбе он хромал. Что до одежды — то вы вряд ли смогли бы назвать хоть один предмет его туалета и никогда не поняли бы, каким чудом это тряпье удерживается на нем. Сомнений не было — он продрог с головы до ног и сам это понимал. В этот вечер холод пробрал бы до костей любого, потому никого на улице и не было. Как здесь оказался сам Джо, он не смог бы ответить, даже если б его словарный запас состоял из доброй сотни слов. Видя его растерянный взгляд, всякий бы догадался, что малыш понятия не имеет, где (и почему) находится.

Однако для своего возраста Джо совсем не был глуп; холод и голод гнали его вперед, и он побрел косолапя, на полусогнутых ногах к одному из домов на улице, где было тепло и светло. Но его разумная попытка не удалась: большая собака на цепи подвергла сомнению его право войти внутрь. Страшно перепуганный малыш решил (и не без оснований), что жестокость снаружи предполагает не меньшую жестокость внутри, и заковылял прочь от домов. Справа от Джо простирались серые мокрые поля, слева — те же серые поля, дождь слепил глаза, и наступавшая туманная, темная ночь вывела его на дорогу, ведущую в Гринтон. Точнее сказать, ведущую в Гринтон тех, кому посчастливится миновать кладбище Оук-Хилл. А каждый год многим это не удается.

Джо не удалось.

Его нашли на следующее утро — мокрого, холодного, но уже не голодного. Наверное, он вошел в кладбищенские ворота, надеясь, что дорога приведет к дому, где не будет собаки, и брел, спотыкаясь и падая на могилы, пока не устал и не сдался. Малыш лежал на боку, положив под грязную щеку грязную ладошку, другую руку он, чтобы как-то согреть ее, засунул под лохмотья; а вторая щечка, отмытая дождем, сияла чистотой, словно ее поцеловал посланный Богом ангел. Впоследствии вспомнили — в первое время никто не обратил на это внимания, так как тело малыша тогда еще не опознали, — что он лежал на могиле Хетти Парлоу. Однако могила не раскрылась, чтобы принять его. Не нам судить, но лучше бы случилось иначе.

Психический сдвиг [78]

Летом 1874 года я находился в Ливерпуле, куда поехал по делам нью-йоркского торгового дома «Бронсон и Джаррет». Я — Уильям Джаррет, мой партнер — Зенас Бронсон. В прошлом году наша фирма обанкротилась, и Зенас, не в силах перенести резкий переход от богатства к бедности, скончался.

Закончив дела и осознав, что справился с утомительной миссией, я решил, что длительное морское путешествие пойдет мне на пользу, и потому, отказавшись от мысли вернуться домой на одном из превосходных пассажирских лайнеров, забронировал билет на парусник «Морроу» и перевез на него купленные мною в изрядном количестве ценные товары. На «Морроу», английском корабле, было мало кают для пассажиров, и, кроме меня, на нем плыла только молодая женщина со служанкой, пожилой негритянкой. Меня удивило, что у путешествующей англичанки такое сопровождение, но потом она объяснила, что женщина перешла в ее семью после того, как ее хозяева, супруги из Южной Каролины, гостившие в их доме в Девоншире, умерли в один день; это событие, само по себе чрезвычайное, и так отложилось бы в моей памяти, даже если б в нашем разговоре не всплыло имя гостившего мужчины — Уильяма Джаррета, полного моего тезки. Я знал, что какие-то наши дальние родственники живут в Южной Каролине, но ничего о них не знал.