Словно птица

— Знаешь, я наблюдал за тобой, — говорит Гарри тихо. — Там, на озере. — И поворачивает голову ко мне. В ярком свете его зрачки стали совсем маленькими. — Ты не против?

Я чувствую, что киваю в ответ.

— Конечно. Я…

— Что?

— На самом деле я как раз надеялась, что ты наблюдаешь.

Мы смотрим друг на друга. Я явно сказала лишнее. Наверное, мне стоит отвести глаза, но я не могу. Странно: что-то как будто притягивает мой взгляд, как было и на озере, когда я глядела на лебедя. Гарри тоже смотрит на меня не отрываясь. Его глаза блестят так, словно изнутри их освещают огоньки.

— И что там такое было? — спрашивает он. — Когда ты бегала вокруг озера. У тебя была с собой еда для птицы?

— Не было.

— А почему тогда она плыла вслед за тобой?

— Тебе так показалось? Правда?

Лицо у меня начинает гореть, даже уши становятся красными. Я боюсь говорить что-то еще. Не могу же я просто выложить ему историю о том, как птица внимательно смотрела на меня, а потом гонялась за мной по воде. Гарри подумает, что у меня не все дома. Поэтому я наконец отвожу глаза и упираюсь взглядом в пол. Жду, что Гарри засмеется, назовет меня фантазеркой. Скажет то, что я и сама про себя думаю: что все это — просто плод моего воображения. Но он вдруг подается ко мне.

— Ты была на тропинке, а она — в воде, — тихо говорит он. — Она била крыльями, но…

— Не взлетала, я знаю. — Я осторожно смотрю на Гарри, чтобы убедиться, что он не смеется надо мной. Сейчас он даже не улыбается.

— Очень странно, правда? — говорит он. — Разве лебеди так делают?

— Дикие лебеди должны бояться людей. А она совсем меня не боялась.

— Она хотела на тебя напасть?

— Не думаю. Лебеди не такие, да я никак ей и не угрожала.

В какой-то момент мне даже показалось, будто лебедь хочет, чтобы я бежала быстрее. Однако, несмотря на мое желание рассказать об этом, я сдерживаюсь. И все же мне так хочется, чтобы кто-то еще понял: в этой птице действительно есть что-то необычное; я не просто выдумала все это под влиянием стресса. Вдруг мне в голову приходит мысль.

— Может быть, сходим вместе? — предлагаю я. — К озеру. Тогда ты сможешь хорошенько разглядеть лебедя.

И сразу жалею о сказанном. Очевидно, что Гарри сейчас слишком плохо. Он хмурится, задумавшись, как будто ищет подходящие слова.

— Сто лет не был на улице, — тихо говорит он. Потом замолкает и смотрит на свою кровать, как будто удивляясь.

— Прости. Я не хотела напоминать тебе о том, как сильно ты сейчас болен.

Он качает головой.

— Может быть, я мог бы пойти, если медсестры разрешат. — Он все еще смотрит с сомнением на кровать. — Но не уверен…

Я задумчиво сглатываю. Может быть, Гарри просто не хочет никуда выходить со мной. Но если бы ему удалось посмотреть на лебедя хоть раз, я уверена, он бы все понял. Я трогаю перья в кармане.

— Необязательно, чтобы я шла с тобой, — быстро говорю я. — Ты можешь пойти с медсестрой, или со своей мамой, или…

— Я бы очень хотел, — мягко перебивает он, ковыряя какое-то пятно на одеяле. — Просто… из этого места так просто не сбежишь. Понимаешь?

Я хмурюсь. Он пытается что-то сказать мне, не произнося этого вслух. Но я, кажется, понимаю. Здесь, в онкологическом отделении, есть медсестры, обезболивающие, катетеры. Что-то надежное. Что-то, к чему он привык. Там, внизу, на озере, все совсем иначе.

— Думаешь, тебе станет хуже, если мы сходим туда?

Гарри кладет руки на колени.

— Я лучше посмотрел бы на птиц из окна, — говорит он тихим, слегка дрожащим голосом.

Меня это удивляет. Может быть, ему страшно? Может, он столько времени провел на койке, чувствуя себя разбитым, что уже забыл, каково это — жить нормальной жизнью, гулять у озера. Теперь я не понимаю, о чем говорить дальше. Мне хочется еще рассказать о лебеде и о том, что чувствуешь, когда бежишь наперегонки с ветром. Хочется показать Гарри фото в телефоне. Но сейчас все это кажется глупым.

Он приподнимается на кровати.

— Но ты же пойдешь туда еще, правда? — спрашивает он.

Я с удивлением смотрю в его глаза.

— А ты хочешь, чтобы я пошла?

— Ты должна выяснить все про лебедя: почему эта птица так за тобой гоняется… — Он отводит взгляд. — Ну и вообще… мне здесь больше особо нечем заняться… до трансплантации.

Я пытаюсь поймать его взгляд.

— До трансплантации? Что ты имеешь в виду?

— Ну, это процедура, когда убивают всю гадость, засевшую у меня в костях, а вместо нее пересаживают мне вещество от кого-то другого.

— Гадость у тебя в костях?

— Ага, ну, знаешь, костный мозг. Кажется, мой уже совсем ни на что не годится. — Он хмыкает, заметив мое выражение лица. — В общем, они запихнут в меня чужой костный мозг и будут надеяться, что мой организм его примет.

— И когда это должно случиться?

Гарри проводит рукой по волосам, и несколько прядей остается на пальцах.

— Да не знаю… недели через две… или месяц… когда найдут подходящего донора. Именно поэтому я здесь… вот чего я жду. — Он коротко улыбается. — А до тех пор мне нужно какое-то дело. Поэтому твои пробежки вокруг озера…