Слово древней Руси

Да и я, многогрешный и малоразумный, последуя словам похвалений твоих, слово плетущи, и слово плодяще и словом почтить мняще, от слов похвалы собирая, и приобретая, и приплетая, еще скажу: как еще тебя назову? Вождем заблудшим, находящим погибающих, наставником обманутых, руководителем умами ослепленными, чистителем оскверненным, искателем потерянных, стражем ратников, утешителем печальных, кормителем голодных, подателем требующим, наставником несмысленым, помощником обидимым, молитвенником теплым, ходатаем верным, поганых спасителем, бесов проклинателем, кумиров истребителем, идолов попирателем, Богу служителем, мудрости рачителем, философии любителем, правде творителем, книгам сказителем, грамоты пермской создателем?

…Подобает уже оканчивать слова, но прежде молю вас, к письменам этим приникающих и листающих, и внимающих и слушающих, и внимающих и рассуждающих: господа мои, не удивляйтесь мне, окаянному, не кляните меня, грешного. Молю братолюбие ваше и Божью любовь: когда прочитаете грубые эти письмена, обратите за меня молитвы ваши к Богу, я ведь святых отцов житие восхваляю…

Примечания.

Житие представляет собой первый дошедший до нас памятник, написанный известным книжником конца XIV — начала XV в. Епифанием Премудрым. Герой его Стефан Пермский, один из русских просветителей XIV в., давший письменность народу коми-пермяков и крестивший Пермскую землю. Житие написано около 1396 г. и представляет собой образец риторического стиля «плетения словес», основанного на повторах и нанизывании различных стилистических приемов.

Текст переведен по изданию: Древнерусские предания (XI–XVI вв.). М., 1982. с. 230–281.

Из жития Сергия Радонежского [624]

(В обширном риторическом вступлении автор рассуждает о необходимости написать житие Сергия.)

…Дивлюсь я тому, что столько лет минуло, а житие Сергия не написано. Сожалею, что с того времени, как умер святой старец, пречудный и предобрый, уже 26 лет прошло, а никто не дерзнул писать о нем: ни дальние, ни ближние, ни великие, ни малые: великие не соизволили, а малые не смели. Через год или два по смерти старца я, окаянный и дерзкий, дерзнул сделать это. Обратившись к Богу и старца призвав в молитве, начал подробно записывать кое-что из жизни старца, про себя говоря: «Не возвеличиваю себя ни перед кем, но для себя пишу, про запас, ради памяти и ради пользы». Были у меня за 20 лет приготовленные таких записей свитки, в которых были написаны главы о житии старца для памяти: некоторые в свитках, другие в тетрадях, даже не по порядку, но начало в конце, а конец в начале.

И так ждал я в те годы, надеясь, что кто-то, разумнее меня, напишет, чтобы я пошел и поклонился тому, а он меня научил и вразумил. Но расспросив, услышал и узнал точно, что никто нигде не написал о нем… И пришло ко мне желание ненасытное хоть что-то и как-то начать писать, из многого малое, о житии преподобного старца…

(Далее следует рассказ о родителях святого, чуде, бывшем до его рождения и предсказывавшем необычную судьбу, рождении ребенка, названного Варфоломеем[625], детстве его, в котором с грудного возраста он соблюдал пост.)

И так рос отрок в то время, как положено в его возрасте, укрепляясь душою, и телом, и духом, наполняясь разумом и страхом Божьим, и милость Божия была на нем; когда же достиг семилетнего возраста, родители отдали его учиться грамоте… Но не быстро учился он грамоте, а как-то медленно и неприлежно. Учитель с большим тщанием учил его, но отрок не понимал и не мог научиться, не таким был, как те, кто учился с ним. Поэтому бранили его родители, учитель наказывал, а товарищи укоряли. Отрок же втайне часто со слезами молился Богу, говоря: «Господи! дай же мне выучить грамоту эту, научи и вразуми меня»…

В один из дней послал его отец искать жеребят… И увидел он некоего черноризца, старца святого, странного и неизвестного, саном пресвитера, благолепного и ангеловидного, на поле под дубом стоящего и молитву прилежно со слезами творящего. Отрок же, увидев его, прежде смиренно поклонился ему, потом приблизился и встал рядом, ожидая конца молитвы.

И когда кончил старец молиться и взглянул на отрока, прозрел он духовными очами, что будет тот сосудом избранным Святому Духу. И подозвал его к себе, и благословил его, и спросил его: «Чего ищешь и чего хочешь, чадо?» Отрок же отвечал: «Желает душа моя больше всего научиться грамоте, которой отдан был учиться, а ныне скорблю я, потому что учусь грамоте, но не знаю ее. Ты же, отче святой, помолись за меня Богу, чтобы выучился я грамоте».