Слово и событие. Писатель и литература

Собственно, я живу в поисках мира, снова ставшего девственным, райского света детства, славы первого дня, славы не тускнеющей, нетронутой вселенной, которая должна явиться мне словно только что родилась. Это как если бы мне хотелось присутствовать при событии творения мира до грехопадения, и это событие я ищу через самого себя, словно хочу вернуться по ходу Истории, или через своих персонажей, которые другие я или как похожие на меня другие в поисках, сознательно или нет, абсолютного света. Именно потому что у моих персонажей нет никаких указателей нужного пути, они блуждают в ночи, в абсурде, в непонимании, в тоске. Часто слышу что я слишком много говорил о своей тоске. Мне скорее кажется что я говорю о человеческой тоске, которую люди пытаются развеять негодными средствами, увязая в обыденности, в серости или в несчастье, или обманываются, загнав себя в тупики Истории и политики, эксплуатации, угнетений, войн. Детство и свет сливаются, отождествляются в моей душе. Всё, что не свет, то тревога, тоска, мрак. Я пишу чтобы вернуть этот свет и чтобы попытаться его передать. Этот свет стоит на границе какого-то абсолюта, который я теряю, который я снова нахожу. Тут еще и изумление. Я вижу себя на своих детских фотографиях с круглыми глазами, ошеломленного существованием. Я не переменился. Первобытное удивление никуда не делось. Я вот он, меня оставили здесь, окруженного всем этим и всем тем, я всё еще не знаю что со мной случилось. Я всегда был под большим впечатлением красоты мира. Когда мне было восемь лет, девять лет, я прожил два месяца апреля и два месяца мая, которые не забываются. Я бегал по дороге, окаймленной примулами, бегал по зеленеющим лугам в несказанной радости бытия. Те краски, тот блеск наваждением преследуют мой дух, и нет глубокой правды в моих словах что мир тюрьма. Весной я узнавал наверное краски, красоту, сияние рая, о котором должен был еще помнить. Еще и сегодня, чтобы вытащить себя из моих забот, я встаю как бы на краю мира и его разглядываю, внимательно, словно вижу его в первый раз, как в первый день моего сознания. В стороне от мира, отрешенно, я рассматриваю его, как если бы не составлял его части. Мне тогда случается, временами, ощущать приступы радости. Когда изумление переполняет меня, я ни в чем уже больше не сомневаюсь. Я уверен что рожден для вечности, что смерти не существует и что всё чудо. Сияющее присутствие. Я благодарный свидетель и участник этого Богоявления. И поскольку я участник этого Богоявления, я буду участник всех явлений божества, вечно. В такие мгновения, неприступные никакому несчастью и никакой тревоге мира, я достоверно пребываю в полноте и истине сознания. Мне возвращается возраст, когда я бродил со своей ореховой палкой среди примул и фиалок, среди ароматов в весеннем сиянии, когда мир казался мне в своем начале, когда я сам был в начале. Да, я пишу главное чтобы высказать то изумление. Но радость среди изумления со мной не всегда, или скорее мне редко случается быть достаточно изумленным чтобы получить такого рода радость или такого рода экстаз. Большей частью небо сумрачно, большей частью я живу в тревоге, по привычке к тревоге и просто по привычке. Защелка, делающая так, что всё озаряется, срабатывает редко. Я силюсь помнить, силюсь зацепиться за светлое чудо, иногда удается, и с годами это всё труднее и труднее. Годы личной истории как грозовые, несчастные, демонические века всемирной Истории. Бурное прошлое, будь то в моей памяти, будь то в летописи мира, отделяет меня и отделяет нас от начала. Мы живем в привычке к тоске и несчастью, и если я замечаю иногда что мир это праздник, я же и не меньше вашего знаю что он беда. События истории, особенно происходящие вокруг нас сегодня, сильно мешают радости и изумлению. Что делать чтобы преодолеть эти жуткие реалии теснящего нас исторического зла, преступления и добраться, по ту сторону всего этого, до дверей тайны, до сознания бытийного чуда?

* * *