Слово о полку Игореве

В парадигме темного стиля достаточно формального созвучия, чтобы внутри одного слова (или имени) высветилось другое. Так в прозвище Олега Гориславича звучат Святославичь и горе, в глаголе преторгоста – название реки Тор, с которой Игорь бежал из половецкого плена, в словах ни хытру нИ ГОРАзду и поскочИ ГОРЬностаемъ – имя Игоря. (Примеры можно продолжить.) Такое восприятие текста как знака и знаменья характерно для средневекового мышления, а, тем более, для поэтической парадигмы темного стиля. Подобное мы встречаем и в русской иконописной традиции: на старообрядческой прориси с иконы Андрея Рублева внутри евангельского текста Приидете ко мнѣ всi труждающиiся Iω БРемененiи угадано, графически выделено и закреплено титлами указание на то, кто первым должен прийти к кресту – Иоанн Богослов (или Иоанн Креститель) и Богородица[151]. Так и на иконе «Спас в силах», которую сегодня приписывают Андрею Рублеву (ГТГ, № 22124), тот же евангельский текст написан так, что последняя строка содержит лишь те же четыре заповедные буквы: ИωБР.

Сошлюсь и на пример из гимнографической практики XV столетия: один из тропарей канона Михаилу Клопскому начинается с имени Макария Великого, а из акростиха следует, что канон написан по благословению святителя Макария, когда тот был новгородским архиепископом. В акростихе имена двух святителей сливаются в одно[152].

Вот и автор «Слова» начинает повествование «от старого Владимира до нынешнего Игоря», но заканчивает не Игорем, а Владимиром Игоревичем, который до этого и по имени-то не был назван. Имя Владимира следует разу после обращенного к Богородице углового акростиха ...спаси Святославлича:

С

траны рады гради веселиПѣвъше пѣснь старымъ къняземъ
А по томъ молодымъ пѣти
Слава Игорю СВЯТЪСЛАВЛИЧА

буи туру ВЬСЕВОЛОДУ

ВЛАДИМИРУ игоревичю[153]

Набор имен совпадает с именами отца, деда и личным княжеским именем Владимира Святославича, сына Святослава Киевского. Это и есть вторая часть авторской сфрагиды. При этом конструкция зеркальна двум другим, уже прозвучавшим.

Напомню аналогичную конструкцию заголовка поэмы: «Слово о полку Игореве, Игоря сына Святославова, внука Олегова».

Итак, в заголовке имя – отчество – дедчество виновника похода.

В центре текста дедчество – отчество – имя Владимира Мономаха, чьему походу 1111 г. пытался подражать Игорь Святославич:

тъ же звонъ слыша
давьныи великыи ЯРОСЛАВЪ
а сынъ ВЬСЕВОЛОЖЬ
ВЛАДИМѢРЪ...

[154]

В концовке поэтическое отчество (Святославич) – дедчество (Всеволодич) – и, наконец, княжеское имя Автора – Владимир.

Перечитаем то место, где звучит имя Ходыны: «Сказали Боян и Ходына, оба песнотворцы Святославовы, воспевшие старое время Ярославово и Олегово, два государевых любимца: “Тяжело голове без плеч, худо телу без головы. Так и Русской земле – без Игоря”».

Вспомним, что после того, как отзвучали два первых стиха «выкупа головы», текст переадресовывается Игорю. Вспомним и то, что Игорь никакой не глава Русской земли, а Боян может петь ему лишь устами автора «Слова» (здесь и названному Ходыной).

Это удостоверено акростихом ...спаси Святославича, а также тем, что автор «Слова», начиная рассказ, обещал вести повествование «от старого Владимира до нынешнего Игоря», но закончил почему-то именем сына Игоря – Владимиром.

Отдав одно, поэт взамен берет другое. Замыкая кольцо повествования, он, словно бы по магической фольклорной формуле («говорила на меня, – переводишь на себя»), переводит на себя имя сына Игоря. То есть возвращает себе собственное имя. Сказал про Владимира Игоревича, а указал на Владимира Святославича Черниговского.

Таковы законы поэтика автора «Слова» – той поэтики переосмыслений и выворачивания наизнанку устойчивых клише, о которой писал Д. С. Лихачев[155].

А если так, то круг поиска сузился до точки, и теперь дело за проверкой наших стиховедческих построений жесткой конкретикой исторических реалий.

АВТОРСКОЕ «Я» В «СЛОВЕ»

Автор называет себя среди участников событий лета 1185 г. (событий, но не похода Игоря):

чьто ми шюмить
чьто ми звенить
давеча рано предъ зорями
игорь пълкы заворочаеть
жаль бо ему
мила брата
вьсеволода

бишася день

бишася другыи
третьяго дьни къ полудьнию
падоша стязи игоревы