Неожиданно для себя заметил, как шедший первым Сашка Матросов неестественно взмахнул палкой и исчез из виду. Через секунду то же самое случилось и с Таней. Я на мгновение остановился, но, услышав доносившиеся откуда-то снизу звуки возни, сделал несколько решительных шагов вперед. И тут со мной произошло невероятное — чувствую, что лежу на левом боку на какой-то гладкой поверхности и стремительно качусь вниз. Остановился от удара обо что-то мягкое, живое. Это была Таня. Она уже почти встала на лыжи, но я снова сшиб ее с ног. Матросов уже оправился от падения и с автоматом на изготовку оглядывался по сторонам.
Все это случилось в считанные секунды, и никто из нас не произнес ни одного слова. Я мгновенно вскочил на ноги и схватился за автомат.
А произошло вот что. Мы поднялись по склону оврага выше, чем надо, и оказались вблизи разбитого нашей артиллерией блиндажа. Сооружение это не было восстановлено, а остатки его и место, куда обитатели блиндажа выбрасывали мусор и выливали воду, сохранились. Вот мы и забрели на этот ледяной каток. Глупо? Конечно. Но всего не предусмотришь, хотя и надо бы…
В дальнейшем наша «экспедиция» проходила без особых осложнений и происшествий. Постепенно выбрались на более пологий склон, где овраг начал мельчать, и вскоре вышли на снежную слегка всхолмленную возвышенность.
Где-то здесь должно начинаться минное поле. Его границ на этом участке мы не знали. В «инструкции» значилось, что в пределах минного поля нам надлежало двигаться по одному из ходов сообщения. Мы шли на большой риск — могли встретиться с врагом лицом к лицу. Но другого пути не было: немудрено нарваться на мины.
Выбрали, как нам казалось, самый мало посещаемый фашистскими солдатами ход сообщения, который начинался от пустующего блиндажа и шел по гребню оврага от первой траншеи до второй.
Вначале продвигаемся по склону вдоль оврага. Чтобы укоротить путь по ходу сообщения, следует как можно ближе подойти к границе заминированного участка. А сейчас задача — выбрать точное место и нырнуть в ход сообщения.
Пока же продолжаем двигаться в прежнем направлении, что и раньше, по склону. Идти по относительно пологой и ровной местности легко и даже приятно. Мне кажется, надо чуточку ускорить шаг, а Сашка, наоборот, замедляет его. Вот он даже остановился. Видимо, хочет посоветоваться со мной. Подхожу и молча хлопаю его по плечу: мол, рано, надо еще немного пройти. И Сашка, не оборачиваясь, скользит дальше.
Продвинулись вперед по глубокому снегу еще с полсотни метров, вот уже мною начало овладевать беспокойство — не напороться бы на минное поле. Командир, словно почувствовав мое волнение, опять остановился. Я приблизился к нему, шепотом сказал:
— Пожалуй, пора.
В знак согласия Матросов кивнул, круто повернул влево и зашагал вверх по пологому склону. Мы с Таней — за ним, не отставая ни на шаг.
А снег валит и валит, надежно заметая наши следы. О лыжне на ровной поверхности не остается даже намека. Ветра нет. Тихо. Но несмотря на это, слышимость плохая: падающие мириады снежинок глушат все звуки. А видимость вообще нулевая, никаких ориентиров ни впереди, ни по сторонам. Помогают только отдаленные звуки стрельбы, долетавшие с переднего края. Как же в этом беспросветном ночном мареве, когда невозможно отличить землю от неба, отыскать нужный ход сообщения?
Мы обнаружили его неожиданно — носки Сашкиных лыж уткнулись в засыпанный снегом бруствер. Точнее сказать, не обнаружили, а поняли это каким-то шестым или седьмым чувством. Матросов приказал лечь в снег и замереть, а сам заглянул в траншею, чтобы посмотреть, насколько она засыпана снегом и нет ли на ее дне чьих-либо следов. Снега было много, а следов не оказалось. Лежим неподвижно, прислушиваемся, но ничего, кроме отдаленной ночной перестрелки на переднем крае, не улавливаем. Я почему-то начинаю нервничать. Мне кажется, что ночь идет к концу, мы напрасно теряем время и не успеем в срок достичь нужного пункта. К своей радости вижу: Александр Матросов поднимается на одно колено, быстро расстегивает лыжные крепления. Мы с Таней повторяем его действия. Сняли лыжи, вместе с палками специально приготовленными ремнями скрутили их в один тугой пучок. Первым в траншею спрыгнул сержант, затем я и уж потом, с нашей помощью, Таня.