Случай в Москве

В самом низу афиши была указана цена билетов. При виде нее Мурин вскинул брови. Даже главный балетмейстер довоенного петербургского театра господин Дидло не позволял себе такого, хотя его цыпочки были… Шелест – ясно различимый в гулкой тишине – заставил Мурина мигом забыть о балетных ножках и навострить уши. Звук донесся откуда-то поодаль, из темной глубины. Мурин развернулся. Замер. Глаза не различали ни зги. Это был не шепоток сквозняка или ветра, не шорох пробежавшей мыши. Его произвел крупный зверь: человек. Мародеры? Мурин немедленно пожалел, что сам не таился. Пистолет он так и сжимал в руке после встречи с четырьмя поклонниками Мельпомены. Он тихо приподнял его, готовый спустить курок. Сглотнул. Затаил дыхание.

Но больше не раздалось ни звука.

Мурин решил вернуться тем же путем, что приехал.

На углу Никитской и какой-то другой улицы, кривой и маленькой, заметил казачий патруль. Казаки преградили путь телеге, запряженной коренастым косматым коньком. Возница – такой же косматый и коренастый – стоял рядом и мял шапку. Казацкий старшина распекал его, до Мурина отчетливо доносилось только одно: «С-скотина!» Он подъехал ближе, на топот обернулись и казаки, и мужик.

– Что он натворил? – кивнул подбородком Мурин.

– Мародер, – бросил старшина.

– Я не мандрадер, – пробубнил тот.

Старшина вскинулся:

– Точно! Вор ты! Сам скажи: вор я. Вор! А? Молчишь? Язык засосал? С-скотина! Знаешь, что с такими, как ты, приказано делать? С-скотина!

Мурин из седла видел, что телега была пуста. Только на дне валялась рогожка.

– У него ж ничего с собой нет. В чем вы его обвиняете?

Казацкий старшина зыркнул на Мурина, накинулся:

– Вам тут что, ротмистр? Манеж? Какого черта вы один катаетесь? Приказ не слыхали?

Мурин сузил глаза, процедил отчетливо:

– Сдайте. Назад.

Тот запнулся, на скулах выступили красные пятна. Отмахнулся:

– К черту. Валяйте. Коли жить надоело.

Мурин с места не двинулся.

– Почему вы его остановили? – И миролюбиво добавил: – Я правда спрашиваю.

Старшина покосился все еще задиристо:

– Вам зачем?

– Если он в этих местах ошивался, то может знать… Я пытаюсь разыскать… дело в том, что…

Он был в затруднении. Старшина понял его по-своему. Взгляд смягчился, голос окрасился сочувствием:

– Семья у вас в этих местах жила?

Мурин не успел ответить ни правду, ни неправду. Старшина снова начал брызгать слюной:

– Только ничего этот мерзавец не знает. Он всю войну у себя на печи сидел. А как Бонапарт ушел, этот – шмыг. Грабить. Вон, телега пустая. Рассчитывал полнешеньким выехать…

Мурин вспомнил мужиков с сундуками и сказки про голодных деток. В голове зазвучал голос Армана: каждый проходимец будет читать вас как раскрытую книгу. Тогда Мурину показалось, что грустный. Сейчас – что насмешливый. Уши побагровели. А старшина тем временем разорялся, жилы на шее натянулись:

– …Тут ты не ошибся! С-скотина! Мы тебе ее сейчас живо наполним. Небыков, – обратился к одному из казаков, – отведи его к похоронной роте.

– Как? – поразился Мурин.

– А что?

– Да хоть и мародер. Самосуд никто не дозволял.

Старшина пихнул его в грудь. Мурин пихнул в ответ. Двое других казаков тотчас напружинились, навострили пики. У мужика забегали глаза: он почуял близость заварухи, под шумок решил дать деру. Но заварухи не случилось. Старшина похлопал Мурина по плечу. Так что тот накренился в седле.

– Самосуд? Окститесь… офицер, – закончил таким тоном и с таким взглядом, что Мурин без труда прочел: «Сопляк».

Остальные казаки тоже прочли – и осклабились.

Старшина стал объяснять чуть не по складам, как для несмышленыша:

– Он поедет вывозить трупы, которые собирают по улицам. В Москве хоронить теперь запрещено. Уж больно их много. Заразы боятся. Приказ коменданта. – Отъехал от Мурина, завис над мужиком. – Понял, падла? Послужишь отечеству.

Казак по имени Небыков кольнул мужика пикой, подгоняя: «Давай, шевелись».

– …С-скотина, – сплюнул старшина.

Мурин проклинал себя за глупость.

– Мне просто показалось…

– Ну так креститесь, когда кажется! – Впрочем, старшина остыл так же быстро, как только что вскинулся. – Ладно. Бывает. Все сейчас не в себе.

Мурин поспешил воспользоваться этой новой переменой его настроения:

– Как давно вы объезжаете дозорами эту часть города?

– С самого первого дня. Если вы имущество свое пытаетесь отыскать, то мой совет: бросьте. Здесь всё растащили. Сами видели гуся.

– Вы не пытались их остановить?

Тот обжег его взглядом:

– Колоть баб и мужиков? Ради барахла, которое даже не мое? Нет, сударь, мне стало тошно, но не более того. Прощайте! – Он тронул с места.

Казаки пристроились следом. Три спины, три крупа, три хвоста.

– Я разыскиваю здесь человека. Женщину!

Старшина натянул поводья. Казацкие кони встали. Мурин снова с ним поравнялся. Теперь три пары голубых глаз смотрели на него с интересом.

– Она ваша… – вопросительно начал старшина.

– Не могу ответить, – быстро перебил Мурин, отведя глаза. «Но это ведь правда! Я о ней почти ничего не знаю», – успокоил свою совесть.

– Что ж, дело молодое… – Лица казаков окрасились сочувствием, которое вогнало Мурина в краску.