Случай в Москве

Опыт общения с медиумами у Мурина, конечно, был. Один-единственный, правда. Но исключительно положительный. Дело было в гостиной графини Веры. Близилась полночь. Графиня с таинственным видом принялась обходить группы гостей, одну за другой, что-то шепча и иногда указывая подбородком в угол, куда провели и усадили в кресла толстую даму с водянистыми голубыми глазами. Шепнула, наверное, и Мурину. Только он не сводил глаз с Нины и потому не слышал, даже если бы ему в самое ухо протрубил слон. Просто в какой-то момент все задвигались, дамы зашуршали платьями, все стали подходить к большому круглому столу, который лакеи раздвинули в центре гостиной, рассаживались со смущенными смешками. Мурин пошел за Ниной. Надо было изловчиться и сесть с ней рядом, потому что на тот же стул нацелилась посланница Мюнтер. Мурин сильно рисковал, что посланница, уже слегка оттопырившая зад и готовая к приземлению, плюхнется прямо ему на колени. Кашлянул, Мюнтерша обернулась, втянула корму, но женщина она была добрая, все приписала своей рассеянности, с улыбкой погрозила Мурину пальчиком и села на соседний стул. Графиня Вера сделала вдохновенное лицо:

– Сегодня нам предстоит прикоснуться к одной из величайших тайн мироздания…

Мурин глядел на профиль Нины. Как прекрасна она была! Тем временем графиня Вера одолела слово «трансцендентный», почти не споткнувшись, и все уставились на толстую даму. Нина тоже повернулась на нее, поэтому посмотрел и Мурин. Толстуха закрыла глаза и сопела. «Она что, уснула?» – не поверил Мурин. Но, кажется, только он. Остальные благоговейно ждали, что будет.

– Соедините ваши руки, – громким шепотом распорядилась графиня Вера, знакомая с процедурой. В ее гостиной уже не первый раз устраивали спиритический сеанс.

Нина не глядя протянула Мурину узкую ладонь. Он коснулся ее. И – о боже! – крошечный твердый квадратик ткнулся ему в пальцы, Мурин тотчас зажал его, ничем себя не выдав, спустил в рукав. Записка! Графиня Вера говорила что-то еще. Он не слышал. Не видел. Он не мог думать ни о чем ином, кроме как о листке бумаги, сложенном в восемь раз, который царапал ему кожу под рукавом. А потом по знаку графини Веры потушили свет, и ножка Нины в шелковой туфельке легонько прокралась под столом, чтобы… Словом, стало совсем интересно.

То есть опыт был замечательный, но совсем не в том смысле, который мог подразумевать господин Арман.

Спросите Бопра! Мертвую. Что бы это значило? Француз показался Мурину человеком здравомыслящим. Если не сказать скептиком. И даже атеистом. Чтобы он советовал положиться на какую-нибудь толстуху с водянистыми глазами? Не может быть. Но, черт возьми, что тогда он вообще имел в виду? «Спросите саму мадам Бопра». Как спросить мертвую?

– Мур-рин!

Мурин вздрогнул, подскочил – и увидел перед собой полкового командира. А потом вспомнил, что тот настоятельно желал его видеть. «А я и забыл. Закрутился. Черт».

– Прошу прощения, – поклонился он.

Вряд ли Мурин по-настоящему отдавал себе отчет в том, что отношение командира к нему было не вполне свободно от мысли, что старший брат Мурина – Ипполит, человек влиятельный и близкий государю. Мурину казалось, что никакой связи тут нет. Командиру казалось, что есть. Поэтому он, начав громко и определенно, пожевал губами, точно никак не мог вспомнить, зачем Мурин ему понадобился. А за это время успел, говоря фигурально, придержать своих коней. И не заорать сразу «Какого черта!». Мурин-младший слыл в полку славным малым; вероятно, отнесся бы к выволочке как мужчина. Но после всех этих историй в Петербурге, когда чуть не у половины русского двора обнаружилась родня в высшем эшелоне наполеоновской армии, командир предпочел отвергнуть вероятности и действовать осторожно. Мир стал слишком сложным местом! К тому же фортуна переменчива. Сегодня французы наши друзья, завтра наши враги, послезавтра снова подружимся. Он начал так:

– Вот что, Мурин… – пощипал себя за губу, точно опять забыл, что ему надо.

Мурин ждал.

– Я полностью понимаю ваши… человеколюбивые чувства, – начал командир.

Мурин удивился.

– Человек с сердцем не может чувствовать иначе.

На конце фразы, как пень, торчало толстенное НО. Мурин тоже сузил глаза, ожидая продолжения. И оно последовало:

– …Но ваше, скажем так, ревностное участие в судьбе… судьбах… как бы это выразить… неких особ несколько удивляет некоторых… э-э-э… лиц. Тем более что это замечено не впервые. Меня огорчило это удивление, так как я знаю вас как отличного и храброго офицера. Я, разумеется, немедленно выразил мое о вас мнение.

– Из ваших слов как будто явствует, что это внимание было неодобрительным. Могу ли я узнать, что такого сделал, чтобы его вызвать?

«Распетушился сразу. Ох уж эти мальчики».

– Дружок. – Он положил руку Мурину на плечо, давая понять, что субординационный разговор окончен, теперь пойдет задушевный. – Я в самом деле понимаю, что вам жаль каждого несчастного, который попадается на вашем пути. Вы руководствуетесь душевным порывом. Видите перед собой человека, безразлично нации.