— Ну… Иногда приходили мне в голову похожие мысли.
— Так и я рожден, чтобы служить своей стране. И не в пыльных канцеляриях сидеть, а…
Подпоручик осекся:
— Или ты считаешь, что пафосно формулирую?
— Продолжай. Снесарев о тебе говорил слово в слово, в тех же выражениях. Пафос потом пройдет, но ты еще молод, для твоих лет риторика подходящая.
Сын чуть смутился, подумал, выбирая слова, и продолжил:
— На Востоке мне интересно. Тут стихия, сила! И чтобы бороться с ней, тоже нужна сила. Такой вызов по мне. Скучные тевтоны — что они могут предложить? А я в прошлом году в Тибете познакомился с монахами, которые умеют летать, представляешь? Не как птицы, но летают, шут их разбери… А вскоре, скажу тебе по секрету, мне опять предстоит проникнуть в Китай под видом торговца. В Урумчи застрял наш разведчик барон Маннергейм, бывший кавалергард. Помнишь его? Он приходил в гости к вам с мамой в Петербурге, когда мы трое были еще детьми. Полковник сейчас в Китае под видом шведского путешественника. Надо прикрыть ему тылы и отвезти в Россию корреспонденцию.
— Николай, ты можешь проникнуть туда лишь под видом русского. А за такими наверняка следят. Чего же добьешься подобным образом? Виктор рассказывал мне сказки про твоего Снесарева. Будто бы тот в Индии, будучи в официальной командировке, под пристальным надзором англичан, завел агентуру среди туземцев. Не верю.
— Действительно завел, — уверил сыщика разведчик. — Я лично встречался с этими людьми, когда приезжал с ревизией.
— Ты был в Индии? Нелегально?
— Дважды. Там есть старая сеть, созданная Таубе и Снесаревым, а есть новая. Она тоже состоит из туземцев, которых подобрал наш атташе в бомбейском консульстве Андреев. Михаил Степанович — выдающийся человек. Но ему не хватает военных знаний, приходится приезжать и помогать. Зато его агентурная организация очень эффективна.
— Приезжать и помогать? Но ты же русак, за версту видать, что не индус!
— Папа, я и не выдавал себя за индуса. Я был там армянином, торговцем мануфактурой.
— Ты? Армянином? — не поверил своим ушам Алексей Николаевич.
— Да. Полагаешь, один ты умеешь гримироваться?
— Но ведь я на полдня всего превращаюсь в ветерана. Потом долго смываю краску, зубы отбеливаю. А в Индии ты жил так месяцами? На жаре? Это невозможно. Кожа покроется волдырями, или волосы начнут выпадать от частого перекрашивания, тебя раскроют.
— Пришлось помучиться, — согласился Николай. — Но в целом грим был минимальным. Кожа у меня и так загорела, когда служил в Памирском отряде. Шевелюру я брил. Все остальное — это манера себя вести, походка, жесты… Что я тебе рассказываю? Ты знаешь лучше меня.
— Но все-таки как? Ты — и армянин. Почему?
— Армянское меньшинство в Радже всегда было прорусским, мы много лет вербуем среди них агентуру. Но это большой секрет. А для конспирации со мной был помощник из натуральных армян. Мы ездили вдвоем. Никто даже не заподозрил меня ни разу… Вдвоем всегда легче. Когда я поеду прикрывать Маннергейма, напарником будет агент из «синих мусульман». Так китайцы называют своих евреев, которых почему-то считают исламской сектой.
— А почему они синие?
— Из-за цвета шапок раввинов.
— Что, еврейский язык ты тоже выучил?
— Нет, говорю же: я был армянином, что в Радже, что в Китае, что в Тибете.
— Однако мне сказали, что в Тибете ты выдавал себя за паломника. Какой может быть паломник из армян?
— Пришлось для виду принять ламаизм. Выучил постулаты, перенял особенности богослужения.
— Ну ты даешь… — пробормотал Лыков. — Я бы так не смог.
— А я не смог бы, как ты: тридцать лет ловить убийц и не стать циником.
— Может, я и стал, да не заметил. Служба у нас и впрямь собачья, разочароваться в человечестве несложно.
Николай усмехнулся:
— По моим наблюдениям, до этого еще далеко.
Алексей Николаевич вздохнул:
— Как знать? Ожесточился я… У нас ведь всякое бывает. Тебя покоробило, когда я мордовал бандита Жоркина. Сам этого терпеть не могу, но иной раз приходится замарать руки. Боюсь. Боюсь оскотиниться.
Отец с сыном сидели в буфете и пили чай. Алексей Николаевич смотрел на Николку с любовью и одновременно с горечью: ему скоро уезжать. Тот понял его взгляд и положил руку на плечо:
— Ну, что ты? Я взрослый, мне пора набивать свои шишки. Это правильный ход вещей.
— Понимаю. Но все равно расставаться жаль.
— И мне жаль. Ничего не поделаешь, служба. Завершая разговор, повторю: не зови меня в Петербург. Мое место здесь. Мы, военные, ждем большой войны. Она будет не европейская, как раньше, а общемировая. Докатится и досюда. Кто-то должен защищать азиатские рубежи России. У Андрея Евгеньевича Снесарева есть любимый афоризм, из Макиавелли: «Все вооруженные пророки победили, а все безоружные погибли». Надо быть вооруженным.