— Третья карта — совет для сегодняшнего дня, — провозглашаю я, и абажур вздрагивает — круг его света мечется по скатерти, а стол поскрипывает, будто вздыхая.
Развилке. Дама с бланки сегодня выглядит усталой и не глядит на меня, в ее мантилье запуталась большая желтая бабочка, цветок в руках поник. На белых холстинах перекрестка тревожными черными пятнами растеклись полуденные тени.
…Ситуация выбора: можно пойти в одну сторону, можно в другую, а то и в третью. Если рядом неблагоприятные карты, значит, вы собирались выбрать не самый удачный вариант. От вашего решения зависит многое, а потому не торопитесь, обдумайте все хорошенько. Вдали от карты спрашивающего означает совет не сидеть на месте, выжидая чего-то, а идти вперед, проявлять инициативу.
— Хм… — красноречиво заявляет бабушка из абсолютно темного угла. — Иницьятива? То не твое… Хотя. — То ешче коварство, где-то близко коварство… Будьте осторожны… Где уже больше… — Но прентко, прентко. Овшим, не сиди на месте.
— Да быстро, бабушка, только мыши родятся, — огрызаюсь я. — Засели там, как пума во тьме. Для чего?
— Чтобы лучше видеть тебя, мое дзецко, — медоточиво заявляет бабушка.
— И что, — говорю, — есть большие зубы?
— Нет, — говорит бабушка и голос ее звучит необычно. — У меня лишь сердце большое, очень терпеливое, очень.
— Ну-ну, — хмыкаю под шепоток карт и переворачиваю четвертую бланку. «Чего не жду сегодня?» — спрашиваю я у неё. В комнате, где ёлка, тоненько звеня вступают первые па менуэта — это тёти-Женина шкатулка.
Там «Гора».
— Препятствие, — говорю разочарованно. Вот их — препятствий-то я жду всегда. Эта карта буквально преследует меня — как бы не был выстроен расклад, каким бы простеньким не было гадание — в него обязательно влезет эта гора со своими угрозами.
Печальная бланка — бело-жёлтая зима, непреодолимая охряная гора в полземли и неба, у подножья ее крошечная деревушка с безнадежным ростком — шпилем колоколенки. В стылом небе черной мизерикордией парит птица, видать, и ей не под силу перемахнуть Гору.
Люди или обстоятельства воспрепятствуют вашим желаниям, нужно ждать или искать способ обойти гору — говорит эта карта. Рядом лежащие бланки откроют характер препятствия. Если Гора вдали от карты кверента — путь желаний свободен.
«Фиг, — уверен я. — Эта Гора всегда где-то рядом…»
— Так, — говорит бабушка, абсолютно неразличимая во тьме, — а часу обмаль, а ты все возишься… но то ты хочешь парады монстров тут, в кухне? Знай же, того не позволю — у меня не схватится галарэт[97]
. Такое!— Пятая карта — Итог дня…. «Книга», — очень быстро говорю я. — Опасная тайна….
— Ну наконец-то!! Еле стало сил дождать! — судя по шороху и шуму, бабушка встаёт и буквально кричит. — Трактуй! Прентко!
Эта карта молчит. Всегда. Так молчат грозовые тучи, или чёрное озеро, полное холодного безучастия… Книга — бланка тайны, всегда одной из многих. Она — это учение во всех известных смыслах. Намеренно скрытое знание.
— Книга, считай, что далеко, — говорю я. — Значит ничего важного. Я всё и так знаю… Скрыто — не забыто…
— Раны Господни, Лесик, но что ты бубнишь? Смотри скорее…
— Чего скорее, скорее? — удивляюсь я. — Я ж перевернул карту. Ну книга, я же говорю — скрытка, тайна и загадка, а еще опасность.
— А в чем она? — надменно спрашивает бабушка, мелькая белыми клетками пледа.
— В бидоне… — огрызаюсь я.
— От у него помощи и попроси! То прекрасна для тебя компания — бидон.
— Чего это? — подозрительно интересуюсь я.
— З порожнего в порожнее, — самодовольно подытоживает бабушка. Я фыркаю. — То пустое, — продолжает она нетерпеливо. — Та бланка тут специально… Ну сосредоточься уже. Что видишь?
— А… — начинаю я, тут до меня доходит. — И… — продолжаю я, задумчиво. — О…
— Сколько букв ты скажешь
— Я не специально, я не подумал, подождите… — пищу я.
Бабушка нависает над столом — плед сполз, кисть левой руки у бабушки перемотана разноцветными нитями.
— Повторяй за мной, — говорит бабушка. — Во имя Колеса, Косы и Нити.
— Воимяколесакосыинити — бубню я, бабушка неодобрительно косится на меня и продолжает. — Я прошу: собаку и луну — дать мне силу и право на знание.
— Лунуисобаку — повторяю я и чувствую, как ноет ударенное «струмом» место.
— Боярышник и пепел…
— Пепелибоярышник…
— Пусть сохранят все в тайне…
— Пусть все сохранят в тайне…
— Зачем ты переставляешь слова?
— Зачем… — и я передергиваюсь от того, что узнаю, что только что, у соседа с первого этажа умер в больнице отец… Славино горе разносится по всему дому, синими злыми искрами, взламывая половицы.
— Разве это так важно? — спрашиваю я у бабушки.
— Ну то конечне — важно тылко глянуть Чубурашку. Такое, — резюмирует бабушка.
— Давай, гляди в бланку, сосредоточься… — и она отходит обратно в темный угол, как-то призрачно и беззвучно, вслед ей тянутся нити, но клубков я не вижу….